2
Послание Гельвеция к Вольтеру «Об удовольствии», его же «Послание к г-ну *** о ремеслах», его же «Фрагмент послания о суеверии» свидетельствуют о том, что лирическая поэзия Гельвеция развивается в том же направлении, что лирика Вольтера. Послания Гельвеция, так же как сатиры и послания Буало, оды, послания и стихотворные речи Вольтера, уже по самой своей внутренней структуре характерны своеобразным интеллектуализмом. Они посвящены столкновениям мыслей, враждебных точек зрения. Послания неслучайно имеют форму спора со святошами («Послание об удовольствии»), с церковниками («Фрагмент послания о суеверии»), с невеждами («Послание о ремеслах»). Именно с ними в послания Гельвеция входит образ оппонента. Именно от них Гельвеции защищает просвещение, материальный мир, ремесла, торговлю.
Гельвеции следует за Вольтером не только при выработке жанра своих произведений, при выработке своего творческого метода. Он продолжает начинания Вольтера и в самом отборе явлений художественного изображения, и в самом выборе оппонентов, и в самой интерпретации изображаемых явлений и носителей враждебной точки зрения, и, наконец, в постановке вопросов, связанных с существованием человека и человеческого общества.
Характерно уже, что Гельвеции обрушивается в своих писаниях на представителей феодального строя, которые раздражали и Вольтера, и Буало. Он не щадит бездельников из высшего света, опьяненных любовью, вином, гордостью, богатством. Он выступает, далее, так же как Вольтер, против королей и священников. Он обращает свою поэзию против абсолютизма. Так же как у Вольтера, образ короля у него как бы дифференцируется, раздваивается. В «Послании об удовольствии» он создает параллельно фигуре доброго Тита образ тирана, деспота, изображает последнего изменившим делу, которое в далеком прошлом было ему поручено законом. Это дело состояло в поддержке «прав чересчур слабой невинности», «обреченной на самые тяжелые работы», т. е. низов нации. Оно было направлено против сильного, могущественного человека, который «угнетает», который вознамерился «собирать, не сея». Вина короля-тирана состоит в том, что он перешел на сторону верхов, в том, что он сделал из меча, который был вложен в его руки народом, орудие преступления, предназначенное для того, чтобы «согнуть свободного человека»2.
Рядом с образом короля-тирана вырисовывается в том же послании Гельвеция к Вольтеру, а также в «Послании о суеверии» и образ священника, также движимого в своих действиях честолюбивыми замыслами, жаждой абсолютной власти. Священник, объявивший себя «истолкователем» божьей воли, защитником интересов бога, «хранителем декретов неба», оказывается всего-навсего представителем «могущественной церкви» и ее интересов, оказывается именно поэтому «выше законов». Он держит всех в суровом рабстве, превращает королей в титулованных рабов, «командует простонародьем». Основная черта священника — это его жестокость, безжалостность, неумолимость. В «Послании о суеверии» Гельвеции говорит о ненависти и бесчеловечности священника, о «топоре убийцы» в его руках.
«Послание об удовольствии», из «заплаканных вдов и горящих домов». На земле повсюду уважаем «счастливый преступник». «Моральная вселенная», т. е. иными словами человеческое общество, «возвратилась в состояние хаоса». И это возвращение к хаосу, подчинение власти зла совершилось, по мысли Гельвеция, с того времени, как родилась частная собственность, с тех времен, как люди пошли на «раздел полей», т. е. земли, с тех пор, как появились, с одной стороны, сильные, с другой стороны, слабые люди, стой поры, как собственность стала иметь своим источником «резню», а земля была «отдана грабежу». Симптоматично вместе с тем, что короли и священники, если и не рисуются всегда Гельвецием первопричиной зла, то во всяком случае способствуют его росту. Они поддерживают сильного или подчиняют его себе, обрекают большинство людей на рабство, умножают жестокость и кровопролитие. Но власть королей и священников опирается по мнению Гельвеция, судя по его «Посланию об удовольствии», не только на силу и жестокость. Власть тиранов находит себе поддержку в пассивности и в слабости, в страхе и в исключительной слепоте «несчастного народа». Она вырастает из того, что «несчастная жертва» начинает обожать своих притеснителей и делает из своего рабства «добродетель». «Фанатизм» или иными словами власть церкви вырастает со своей стороны, как показывает Гельвеции в «Послании о суеверии», из того обстоятельства, что сам он основан на «слабоумии» большинства населения, что он распространил свое могущество на «боязливую Вселенную».
Если король и священник способствуют, по Гельвецию, укреплению власти зла на земле, если «несчастная жертва» королей и священников, т. е. большинство населения, также со своей стороны содействует усилению этого зла, то в целом положение совсем не кажется Гельвецию безвыходным и бесперспективным. Рядом с сильным человеком, с тираном, со священником растет новый мир, мир, сооружаемый руками человека, мир ремесел и торговли. Именно отсюда ждет Гельвеции избавление от хаоса и зла. О ремеслах Гельвеции говорит в «Послании об удовольствии». Он посвящает им, их роли в жизни человека и человеческого общества отдельное послание («Послание г-ну*** о ремеслах»). Значение ремесел выражается, с точки зрения Гельвеция, в том, что человек при их помощи покоряет природу и что в них проявляется изобретательность и предприимчивость человека. В «Послании к Вольтеру» поэт рассказывает, как ремесло «приходит на помощь» человеку, как оно роет рудник, вытаскивает из него железо, как оно плавит, обрабатывает, превращает его в лемех и пашет им землю. Ремесла украшают сады и пашни. Благодаря им растет виноград, зеленеют горы, а труд вырывает у бесплодной земли жатву. Ремесла оплодотворяют скудные деревни, украшают богатыми памятниками города. Они отливают якоря, шьют паруса, вяжут канаты, ставят мачты, собирают суда. Они покоряют золото, выковывают клинки и лезвия, плетут ткани, изобретают зеркала и линзы.
«Без ремесел дары неба оказались бы ненужными», — заявляет Гельвеции. Без торговли Голландия оставалась бы бесплодным болотом, без нее страна не стала бы могущественной, не освободилась бы от испанского ига. Еще любопытнее, что Гельвеции, воспевая по существу в своем «Послании о ремеслах» величие человеческого разума, видит основную черту этого величия в способности человеческого разума покорять и подчинять себе природу, увеличивать власть и могущество человека над нею. В этом, кстати, принципиальное отличие Гельвеция от Буало и Вольтера, которые ограничивают силу разума его уменьем оценить, осудить и вообще осмыслить мир и которым даже в голову не приходила мысль о его переделке.
Как бы то ни было, несмотря на то что Гельвеции отводит важную роль в своих «Посланиях» материальному миру, что он тем самым выходит за пределы идеи, сознания, несмотря на то что в его лирических произведениях уделяется большое место описанию вещей, он продолжает, так же как Вольтер, видеть в разуме решающую силу, способную перестроить действительность, видеть в разуме первоисточник изменений во внешнем мире. Могущество фанатизма во Франции XVIII в. объясняется, с его точки зрения, тем, что «разум изгнан». Именно разум, полагает он, способен освободить мир от власти зла, способен уничтожить хаос. Оттого-то такое значение, такой вес приобретают в мире, который изображает Гельвеции, просвещенный ум, мудрец, ученый, человек, владеющий ремеслами и искусствами. Королям-тиранам, священникам-изуверам, а также святошам и невеждам, которые поддерживают королей и священников, он противополагает в своих посланиях носителей разума и просвещения. Непокорные умы гордых ученых, сторонников гордого разума, он отделяет и от великосветских бездельников, от скептиков, которые предпочитают «гордости изобретения... счастье в лоне изнеженности», так как уверены, что ум человека не способен проникать внутрь вещей, что он ничего не может узнать, что он не может выйти из круга, предначертанного богом.
К носителям просвещения и разума Гельвеции относит и королей, освободившихся от влияния фанатизма и переставших быть тиранами, короче говоря «просвещенных монархов». Вслед за Вольтером он с похвалой поминает в своем «Послании о ремеслах» прусского короля Фридриха II, покровительствующего искусствам. С похвалой отзывается он здесь же о Ришелье, предвидевшем торжество ремесел. С другой стороны, он не считает возможным перерождение священников, так как убежден, что они заинтересованы в сохранении невежества, что распространение просвещения подрывает основу их могущества. Скипетр в руках фанатизма неслучайно представляется ему «даром невежества».
людей, а о невежестве, просвещении, рабстве, фанатизме, ремеслах, торговле. Он берет человека в обобщенном ракурсе и, повествуя в «Послании об удовольствии» о превращении свободного в раба, сообщает в «Послании о ремеслах» о покорении человеком природы.