Приглашаем посетить сайт

Обломиевский. Литература французской революции.
6. Революционно-массовые песни, параграф 3.

3

Доминирующая роль повествовательного момента в революционно-массовой песне, ориентация песни на изображение конкретных событий и ситуаций определяет и способ показа в ней человека, интерпретацию в ней положительных и отрицательных персонажей. Здесь прежде всего следует отметить, что отказ создателей песни от изображения отвлеченных сущностей и Верховного существа приводит к тому, что она имеет дело исключительно с образами реальных людей, действительно существовавших и существующих. Она более близка в этом отношении к «Марсельезе», в которой также действуют только тираны, их рабы и героические республиканские солдаты, но совершенно отсутствуют отвлеченные олицетворения и бог.

Конкретность мира, раскрываемая песней, выражается далее в том, что в песне мы встречаемся с огромным количеством собственных имен, что в ней фигурирует множество образов исторических деятелей. Правда, немалое количество собственных имен, немалое число образов исторических деятелей присутствовало также в гимнах и революционных одах. Но создатели последних, следуя в этом отношении традициям просветительской лирики, если и вводили образы исторических деятелей, индивидуальные человеческие фигуры, то всегда лишь в связи с определенными историческими концепциями, лишь как примеры определенных типических явлений, установленных человеческим разумом. Так у Лебрена появлялись образы Тита, Нерона, Генриха IV, Карла IX. Вне оды, в объективном пространстве и времени они существовали изолированно, в разных странах и эпохах. Объединялись они лишь мыслью автора, становясь членами, звеньями смысловой антитезы, противопоставляющей деспота и «просвещенного монарха».

В песне образы исторических деятелей как бы высвобождаются из-под власти авторского сознания, из-под концепции автора. Они оказываются связанными друг с другом через единство объективной ситуации, они включаются в единое объективное пространство, пространство одной страны, одного города, они соединяются в одной временной среде, в одной эпохе. Они представляются здесь уже не составными частями антитезы (мысли), а участниками определенных событий, людьми, принимающими участие в определенных действиях. Именно так трактуются в «Карманьоле» Людовик XVI и Мария Антуанетта. Они рисуются на фоне событий, связанных с народным восстанием 10 августа, как лица, пытавшиеся подавить восстание. В «Песне санкюлотов» Валькура говорится о прусском короле Фридрихе, о герцоге Брауншвейгском, о генерале Дюмурье, о Людовике XVI. Но речь о них идет только как об элементах единого действия, лишь как о лицах, участвовавших в интервенции феодальных стран на территории Франции (герцог Брауншвейгский), как о лицах, сначала сопротивлявшихся интервенции, но затем перешедших на ее сторону (Дюмурье), как о лицах, способствовавших этой интервенции (Людовик XVI, король прусский Фридрих). Точно так же в одной из песен 1789 г. действуют Людовик XVI, Мария Антуанетта, брат короля граф д'Артуа, королевский министр герцог де Полиньяк. Но они интересуют создателя песни не вообще, а лишь по их поведению в обстановке, которая создалась в стране в первые месяцы после 14 июля 1789 г.

приобрели широкую известность, независимую от данного события. Так в «Куплетах, посвященных нации», фигурирует Эли, офицер, первым вошедший в захваченную народом Бастилию. Так в «Новой песне на взятие Бастилии» речь идет о коменданте Бастилии Делонне, который был убит во время ее штурма, и о купце Флесселе, который обманывал восставших, не снабжая их обещанным оружием и продовольствием. Так в песне «Волшебный фонарь» упоминается Фуллон, королевский чиновник, повешенный толпой на фонаре.

Рисуя такого рода персонажей, песня сохраняет в их образах разнообразие и богатство оттенков и вариаций реального мира. Если ода и гимн, рисуя действительность, давали ее в рамках абстрактной схемы, если у М. -Ж. Шенье и Э. Лебрена обличались только деспоты и их рабы, прислужники тирана и люди, восставшие против него, то песня выходит за пределы этих отвлеченных образов. Показывая людей, она максимально учитывает не их общие качества, сближающие их между собой, а различия между ними. Выступая против различных социальных сил, поддерживающих старый порядок, она отличается более конкретным и индивидуализированным составом персонажей.

Конечно, в песнях допускаются самые решительные выпады против тиранов, деспотов, королей, аристократов, вельмож, как о том свидетельствуют хотя бы «Туренское рондо», относящееся к 1792 г., песня 1793 г. «Санкюлот» или «Песня санкюлотов» Валькура того же года, или же, наконец, «Письмо одного башмачника к другому». Но песня в то же время не ограничивается этими обобщенными образами, допускает более детализованные и дифференцированные. Так, «Доброе предсказание» («La bonne aventure») высмеивает судейских крючкотворов, финансистов, обрушивается на благородных маркизов и герцогов, на графинь и принцесс, на клерикалов. Песня «Возвращение Лиона» (1793) не дает пощады щеголям. «Песня санкюлотов» Валькура подвергает осмеянию «наглых маркизишек» и «тиранов в камилавках». «Патриотическая песня» 1791 г. преследует аббатов, прелатов, монашескую братию. «Генгеренгетта» Бонвиля обличает щеголей и кокеток, монахинь и святош. Она берет под обстрел разъяренных революцией аристократов, попов, которым рекомендуется прочитать проповедь с эшафота перед тем, как они будут гильотинированы.

В «Санкюлоте» (1793) мы обнаруживаем чрезвычайно интересный детализированный портрет «умеренного», которому автор песни противопоставляет санкюлота. «Умеренный» старается всеми способами уклониться от военной службы, оказывается не в состоянии быть солдатом, не хочет идти в бой, чтобы защищать республику, не способен переносить тяготы военной службы. Солдатское ружье кажется ему чересчур тяжелым, его оглушает грохот пушек, его короткие штаны (la culotte) не приспособлены для войны и только мешают ему Он не понимает, как можно именовать своими братьями людей, бывших его слугами и цирюльниками Это эгоист и «человек без родины».

«Патриотическая песня» 1789 г., «Песня о максимуме», написанная Ладре в 1793 г., и «Песня о принудительном займе» (1793), обращенные уже не против маркизов и епископов, но против крупной буржуазии. «Патриотическая песня» 1789 г. направлена против людей, которые живут за счет других, она призывает строго наказать «презренное отродье», «вероломные руки», из-за которых растут цены на продукты, попадающие к беднякам только лишь после того, как эти продукты принесут богатству несправедливые барыши. В свою очередь «Песня о максимуме» издевается над богачами, которые хотят удушить родину. В ней высмеиваются жадные торговцы и богатые купцы, которые загромождают продуктами свои склады и стремятся, чтобы все вздорожало. По словам Ладре, закон о максимуме захватил этих купцов в ловушку и они вынуждены идти на уступки. Ладре рисует в «Песне о максимуме» богатых фермеров, владельцев хлебных амбаров, спекулянтов. Он выступает против них, поскольку они думают только о собственном обогащении и поддерживают дороговизну. Он напоминает им, что «земля принадлежит нам», т. е. большинству населения страны, и советует работать на всех, а не только на себя. «Песня о принудительном займе» посвящена нуворишам. Она нацелена на разбогатевшего маклера, который разъезжает, будто бывший князь, в хорошеньком фаэтоне, на придворного лакея, составившего себе состояние продажей подержанных вещей и ставшего владельцем ренты в 100 тысяч экю. Она обращает свое сатирическое жало на биржевых игроков, проедающих свои прибыли в первоклассных ресторанах, на «земледельца», который приобрел 1000 арпанов земли, сделался богачом и «хозяином великолепного замка своего бывшего сеньора»9.

«Песня о принудительном займе», «Патриотическая песня» 1789 г. и «Песня о максимуме» отличаются друг от друга степенью своей агрессивности в отношении богачей. В «Песне о максимуме» крупная буржуазия представлена как враг революции, как бунтовщик, с которым нельзя мирно договориться, которому можно только угрожать смертной казнью. Автор «Патриотической песни» 1789 г. угрожает богачам (если они не одумаются) обысками и гильотиной, но в то же время благожелательно высказывается о «честной индустрии», «о богатстве», которые создают «талант и труд», т. е. обнаруживает свое примиренческое отношение к крупной буржуазии. Что касается «Песни о принудительном займе», то представители буржуазии трактуются в ней не как враги народа, а как сыновья одной с ним матери, но сыновья вместе с тем склонные забывать о ней.

«Патриотической песни» не разделяется, однако, авторами всех революционно-массовых песен. Позиция автора «Песни о принудительном займе» характерна для революционно-массовой песни в целом, ибо последняя числит в качестве первоочередного врага все-таки представителей старого режима, в частности короля и придворных, а не верхушку третьего сословия, хотя и не считает представителей последней своими друзьями и союзниками. Другое дело, что она характеризует короля совсем по-иному, нежели Лебрен, М. -Ж. Шенье, Дезорг. Автор песни как бы смотрит на него сверху вниз, дает его уже не как грозное и опасное явление, раскрывает его в «сниженном» аспекте, как явление уже побежденное. В «Патриотической песне» (1791 г.) недаром поется о королях, которых обуял страх при виде республик. Революционная массовая песня вообще снимает с образов короля и королевы возвеличивающий их ореол, показывает их реалистически. Людовик XVI и Мария Антуанетта представлены авторами революционно-массовых песен как существа, лишенные пышных атрибутов королевской власти, до предела приближенные к их подлинному реальному облику, такими, какими они были на самом деле. Порой они интерпретируются так, как если бы они были персонажами комедии. Автор песни зачастую обращается с ними попросту, «запанибрата».

Так, в «Карманьоле» Людовик XVI выглядит хитрым, но в то же время бессильным. Он считает себя «победителем», но на самом деле «плохо знает доблесть» народа. Он недаром квалифицируется здесь «толстяком» и «дуралеем», именуется нарочито фамильярно «господином Veto»10«Карманьоле», зловредна, полна ненависти к народу, мечтает уничтожить весь Париж, положить парижан «на обе лопатки». Но замыслы ее рушатся. Во время ее столкновения с народом ей расквасили нос. И тогда обнаруживается ее трусливость. Когда ее привозят в тюрьму и она видит башню тюрьмы, она порывается убежать и ее охватывает приступ тошноты11. В том же сниженном, реалистическом аспекте представлены Людовик XVI и Мария Антуанетта и в одной из песен 1789 г., где король именуется рогоносцем, а в Марии Антуанетте подчеркивается ее похотливость. Здесь, кстати, сниженными даются и сторонники короля, граф д'Артуа, представленный развратником, и герцог де Полиньяк, названный негодяем.