3
Для поэзии Марешаля конца 70-х годов весьма существенно, что его пессимизм не беспределен. Указывая на определенные причины, способствующие происхождению и укреплению зла, связанные с социальным неравенством и религией, с понятием бога, отрицая универсальность зла, устанавливая его ограниченность, Марешаль полагает вместе с тем, что в мире имеются силы, свободные от зла и. противодействующие ему. Священнику, придумавшему бога и ставшему вследствие этого подлинным источником, настоящей первопричиной многих ужасов земного шара, Марешаль противополагает в 9-м фрагменте «человека добра» или «честного человека», именуя его, кроме того, в 20 и 32-м фрагментах «человеком без предрассудков» и называя его во 2, 9, 14, 16, 23, 24-м фрагментах «мудрецом».
Образ «человека без бога», честного человека или мудреца перекликается в какой-то степени с образом «просвещенного монарха», выдвигавшегося просветителями и в первую очередь Вольтером. Не случайно в 37-м фрагменте есть обращение к королям, «царствующим над рабами», т. е. сохраняющим в своем облике черты абсолютных монархов, бесконтрольных властителей, деспотов. Королям предлагается аналогично тому, как это уже предлагалось им в одах и посланиях Вольтера, а несколько позже и в оде Э. Лебрена «Короли», «распустить узы» религии и издавать хорошие законы. Просвещенный монарх, мудрец на троне должен, по мысли Марешаля в том же фрагменте, заменить собой бога. Если народу нужен бог, заявляет поэт, то богом может стать именно король, человек, стоящий во главе государства. И поэт высказывает пожелание, чтобы в королевский дворец приходили как в храм, чтобы народ взирал на королей со священным уважением, чтобы он забыл о богах и думал о Тите. Последний, кстати, просветителями трактовался именно как образец просвещенного монарха.
На образе мудреца на троне Марешаль, впрочем, не останавливается особенно долго, и 37-й фрагмент, имеющийся в издании 1781 г., из изданий последующих, вышедших уже в годы революции, исключается. Да и в первом издании образ просвещенного монарха не появляется нигде за пределами 37-го фрагмента. Мысль Марешаля о мудреце остается у него в подавляющем большинстве случаев отделенной от мысли о просвещенном монархе, о «просвещенном абсолютизме». Для образа мудреца у Марешаля чрезвычайно важно, что мудрец бывает у него чаще всего частным человеком, а если и выступает в качестве политического деятеля, то является в таком случае республиканцем (Брут, Катон, Аристид) или всего-навсего министром (Лопиталь).
Как бы то ни было, но основное для мудреца у Марешаля это то, что он раскрывается в антитезе к богу. Если бог через своих верных слуг — церковников — уродует и портит мир, поощряет и укрепляет в нем страдания и несчастья, пороки и насилия, если он допускает муки людей на «нелепом» земном шаре, то мудрец, напротив, исправляет это (21-й фрагмент), устраняет из мира зло, искореняет в нем пороки, предрассудки, дает покой земле (19-й фрагмент), уничтожает все, мешающее человеку спокойно, мирно жить. Характерно в этом смысле сопоставление мудрецов и богов, сопоставление, проводимое Марешалем не в пользу последних. В 21-м фрагменте Марешаль прямо утверждает, что мудрец значительнее, чем бог, что бог более ничтожен, чем Регул, что Брут сделал для римлян больше, чем все их боги, что «тот, кто выступил в защиту Каласа» (Марешаль имеет в виду Вольтера, прямо не называя его), выше бога, так как последний «допустил притеснение невинных». Ту же мысль мы находим в 24-м фрагменте, где поэт предпочитает добродетельного человека никчемным богам и исходит при этом из высокой оценки блага, которое принесли человечеству мыслители или политические деятели. Он заявляет, что «прелюбодей» Юпитер и «плут» Меркурий не стоят Аристида и Эпикура. У римлян боги, помещенные ими в Капитолий, ничего не значили рядом с Катоном. Католические «святые», богословы, мученики во главе с Христом кажутся Марешалю ничтожными в сравнении с Декартом или Лопиталем.
Пифагора и Катона. Он утверждает, что Брут мог бы быть для человека «богом благоразумия», а Тит— «богом милосердия».
В мудреце Марешаль более всего обращает внимание на его независимость. Мудрец действует так или иначе не потому, что ему приказывают действовать таким образом бог или священник. Он подчиняется в своих поступках только самому себе. Двигатель (moteur) его действий (actions) заключен внутри него самого, в его сознании (19-й фрагмент). «Человек без предрассудков», судя по 32-му фрагменту, заключает все в своем сердце, — и мораль, и богов, и добродетель, и счастье. Мудрец Марешаля, как свидетельствует об этом 19-й фрагмент, противостоит не только богу, но и тем людям, у которых все их поведение подчиняется импульсам, идущим извне. Ему чужды «плоские царедворцы», «рабские подражатели», «пассивные существа», которые следуют чужим желаниям, делают все только трепеща, по приказу других, опасаясь гнева господина. Поэт, размышляющий над судьбами и противоречиями мира, являющийся тем самым мудрецом, свободен от корысти (19-й фрагмент), уклоняется от развращающей роскоши и шумных удовольствий, а также от навязчивых желаний, пылкой жажды золота (31-й фрагмент). Он предпочитает всему этому дружбу, любовь, «простодушный смех», невинные игры. Он хотел бы собрать у себя дома музы, дружбу, грации, любовь.
Не менее враждебны мудрецу люди, оправдывающие существующий порядок вещей, люди, склонные скрывать противоречия и уродство, присущие миру, люди, которые не видят зла, так как для них все прекрасно. Они наслаждаются жизнью, проходят от стола к постели по коврам из роз без шипов, не знают даже имени несчастного (29-й фрагмент). В противоположность им поэт близок страждущим, он очевидец бедствий, которые терпят его ближние. Его охватывает при виде их «нечестивый гнев», и он даже проклинает бога (там же). Близость поэта-мудреца к несчастным не случайна. Мудрец, человек без предрассудков, отличается не только тем, что он занял правильную позицию в мире, правильно мыслит о нем. Не менее существенно для него, что он, судя по 20-му фрагменту, несет помощь другим людям, оказывает поддержку окружающим, сеет благодеяния на полях нищеты. Он хотел бы быть отцом покинутых сирот, он дает беднякам то, в чем им отказывает священник. Не веря в бога, он заботится о ближнем, посещает одинокую хижину, где живет «подобный ему», где последний плачет «никем не утешенный». Если бог считается в противоположность человеку бессмертным, то жизнь мудреца опровергает подобное утверждение, ибо мудрец также обладает бессмертием. Но бессмертие мудреца, как о том повествуется в 9-м фрагменте, означает, что в сознании человечества сохраняется память о нем. Среди людей вечно живет воспоминание о его великих деяниях: с именем Марка Аврелия связана «благодарная память» угнетенных народов.
не случайно носит в качестве заголовка «Ad majorem gloriam Virtutis», т. е. «К наивысшему прославлению Добродетели». Марешаль, создавая свои фрагменты, видит свою задачу не только в обличении враждебного мира. Он усматривает ее в воспевании добродетели, в пропаганде мысли о том, что добродетель была присуща человеку испокон веков, во всяком случае до того, как он создал идею бога (42-й фрагмент). Добродетель и является для поэта богом (44-й фрагмент). Он именно ради нее отрицает принятое религией божество (43-й фрагмент). Добродетель обозначает для Марешаля не что иное, как дружественное отношение к людям. Поэт основывает на ней свойственную человеку склонность к заботам о родителях, о жене и детях. Из добродетели вытекает склонность человека к гостеприимству, уважение его к беднякам, его сочувствие несчастным, вообще помощь ближним. Поэт не случайно настаивает в 19-м фрагменте на том, что безбожник во всем подобен другу добродетели. Он является целомудренным любовником, нежным супругом и отцом, верным и постоянны другом.