5
Чтобы как следует понять отношение Марата к изменениям, совершившимся во французской жизни 1789—1792 гг., необходимо иметь в виду, что его представление об обществе глубоко отлично от взглядов жирондистов и фельянов, оказавших серьезное влияние на многое в литературном движении эпохи революции. Памфлетист не видит в обществе единое целое, дифференцирует общество, судя по «Проблемам вооруженного восстания» (1790), на два стоящих друг против друга социальных слоя, два класса, различает в нем: с одной стороны, «зажиточных граждан», «людей состоятельных», «богачей» и, с другой стороны, «людей неимущих, обреченных всегда проводить свою жизнь между трудом и голодом». Он выделяет «1920 нации», утверждая, что они составляются из неимущих. Подобно Сильвену Марешалю, Марат разделяет граждан Франции в памфлете, посвященном Лафайету (1791), с одной стороны, на «состоятельных людей», «богатых и достаточных граждан», с другой же — на «малосостоятельных граждан, находящихся в стесненном положении». Он концентрирует свое внимание в «Армии и народе» (1789) на «несчастных рабочих, носильщиках, разносчиках воды, единственное достояние которых состоит в их руках». Он задумывается над судьбой «ремесленников, рабочих, поденщиков, нуждающихся».
С точки зрения этих людей, «не имеющих никакой собственности», Марат и расценивает результаты революционного переворота. В «Письме Камиллу Демулену» (1789) он заявляет прямо, что перемены, происшедшие в стране, если и удачны, то только для богатых. «Новый порядок вещей» идет лишь «на пользу богачам». Памфлетист с возмущением говорит о «передаче в руки богатых всех преимуществ, всех почестей нового порядка».
Марата преследует, с другой стороны, мысль о том, что бедняки при новом положении вещей остаются, как и прежде, в подчинении, в заброшенном состоянии, что государство, возникшее в годы революции, «ничего не сделало для них, разве только увековечило их нищету и заклепало их цепи». Из его рассуждений прямо следует, что большинство нации ничего не выиграло от революции. Они «влачат нищенское существование», могут «служить отечеству только руками», т. е. так же как они «служили ему всегда». Если они и «не находятся под игом господина», т. е. короля или феодала, они оказываются «под игом своих сограждан», «вечным их уделом», не зависящим от изменений, произошедших в политическом строе, является «рабство, бедность, угнетение».
Марату представляется несомненным, что результаты революции должны быть универсальны, должны иметь отношение ко всему «третьему сословию», сбросившему с себя гнет абсолютной монархии, дворянства и духовенства. Революция, как явствует из памфлета «Несправедливые декреты о налогах» (1790), должна была произойти, по мысли Марата, «не в пользу отдельных классов, а в пользу всех». Заботы же об охране собственности от произвола абсолютной монархии и привилегированных сословий совсем не затрагивают интересов тех, кто «ничем не владеет». Последним по существу безразлично, что собственность оказалась после революции «под защитой законов». И это потому, что им не приходится «вести дел», не приходится «защищать интересы». «Да и какое значение может иметь для неимущего сама собственность?» — спрашивает Марат.
реформу, коснувшуюся подоходного налога, Национальное собрание не отменило косвенных налогов, сохранило все тяжелые подати для бедняков: по-прежнему хлеб, вино, табак «обложены тяжелыми налогами». Марат ставит под вопрос даже приобретение французской нацией «политической свободы», ибо она имеет ценность только «в глазах мыслителя или публициста». Она не имеет никакого значения для людей «бедных, отверженных», которые «никогда ее не знали и никогда не будут знать», для людей, у которых «совершенно нет времени на размышление».
Марат ставит под сомнение и декрет о национализации церковных имуществ, так как он резко недоволен тем, что эти имущества, которые он полагает «достоянием бедных», не были среди последних «распределены». Они пошли на «нелепые затеи правительства», на «расточение министрам», на «скандальную пышность двора». Марата не удовлетворяет, наконец, судя по «Разоблачению проекта усыпить народ», и самый отказ дворянства от части феодальных привилегий, относящийся к 4 августа 1789 г., ибо этот отказ «не ведет к быстрому облегчению бедности народа и бедствий, испытываемых государством», а «несчастные» может быть «в данный момент нуждаются в хлебе».
имени бедноты, неимущих, от имени тех, кого «нужда поставила ниже уровня физических потребностей». Если создатели революционных од и гимнов говорят от лица всего третьего сословия, то Марат, также как С. Марешаль и авторы революционно-массовой песни, создатели комедии «реального факта», является лидером его низовых, трудящихся слоев.
То, что Марат выступает не только от своего имени, но и от имени огромного социального коллектива, вносит дополнительные аспекты и в образ автора памфлетов, о котором мы подробно уже говорили выше. В речи памфлетов, точно так же, как в речи дореволюционных од и гимнов, очень большое место занимает именно поэтому местоимение «мы», вытесняющее обычное в таких случаях местоимение «я». Автор действует в составе коллектива, согласует свои действия с ним, между ним и коллективом, от имени которого он выступает, отсутствуют всякие разногласия. Любопытно в этой связи замечание Марата в памфлете «Друг народа — Луи Филиппу Орлеанскому» (1792). Памфлетист пишет здесь о себе: «Вынужденный бороться с парижским муниципалитетом, который восставал против смелости моей критики, я заявил ему, что я — око народа и что мое перо более необходимо для свободы, чем 100-тысячная армия».
Как бы то ни было, но позиция Марата как лидера трудового люда, плебейских низов общества объясняет, почему он уделяет место в своих памфлетах вопросу о так называемых «активных гражданах», о «всеобщем избирательном праве». Памфлетист не может перенести, что Конституция, обсуждавшаяся в 1789—1790 гг. и принятая в 1791 г., основывает избирательное право на имущественном цензе. Тем самым она не допускает в состав избирателей и в состав депутатов большинство населения страны, принадлежащее к «неимущим». Его беспокоит это потому, что бедняки оказываются, таким образом, чуждыми революции, что они «не входят в состав государства», что они «лишены самого звания граждан», что их ставят ни во что и проявляют к ним полное «небрежение», а если упоминают в декретах, то лишь для того, чтобы «принижать, мучить, утеснять». Сегодняшнее их положение напоминает Марату их положение при старом режиме, когда с точки зрения «господ», т. е. феодалов, «вся нация заключалась в сердце» последних, все же остальные люди составляли «ничто» и эти господа «удостаивали вспоминать» о них только для того, чтобы «вырвать» у них плоды их трудов.
«неимущих», «бедных», «несостоятельных», он наряду с вопросом об «активных гражданах» поднимает в одном из своих последних памфлетов вопрос о ликвидации «чудовищной массы ассигнаций», выпущенных правительством в годы революции. Рост количества ассигнаций беспокоит памфлетиста потому, что он неизбежно влечет за собой увеличение цены съестных припасов, так что последние станут совершенно «недоступными для неимущих классов». С точки зрения нищеты народа, говоря о необходимости облегчить его положение, Марат рассматривает и вопрос о «скупке звонкой монеты и спекуляции ею», о перекупщиках, которые стремятся «снова надеть на народ цепи при помощи чрезвычайного повышения цен и голода». Его крайне возмущает, что «капиталисты, спекулянты... судейские крючкотворы, бывшие аристократы удваивают рвение с целью привести народ в отчаяние чрезмерным повышением цен на предметы первой необходимости». Ставя выше всего после интересов революции интересы народа, Марат вообще серьезно встревожен тем, что «нужда народа... непрерывно растет» и «угрожает государству ужасной анархией». «Крайнюю нужду» народа памфлетист считает «первой причиной, более всего мешающей установлению порядка».