7
Образ врага играет очень большую роль в памфлетах Марата. Было бы вообще неправильным, если бы мы считали, что памфлетист в своих произведениях только обращается с призывами и требованиями к народу, только предупреждает его об угрожающей опасности, только побуждает к действию. Для творческого метода Марата большое значение имеют сатирические приемы. Он уделяет много места обличению аристократов, духовенства, армейских офицеров, судейского сословия, представителей судейской знати. Он преследует «прежних лакеев двора», «прежних лихоимцев», крючкотворов, чиновников, воспитанных и вскормленных абсолютизмом. Он не щадит фельянов и жирондистов, разоблачает заговоры королевского двора, осыпает обвинениями кабинет министров, продавшийся королю.
В своих памфлетах Марат имеет в виду прежде всего врага внутреннего. В этом смысле он напоминает авторов песен и отличается от создателей революционных гимнов и од. Не случаен лозунг Марата в его памфлете «Контрреволюционный заговор созрел» (1790): «Нет, не на границах, а в самой столице надо наносить удары». Враги, покушающиеся на границы Франции, захватчики, интервенты интересуют его лишь во вторую очередь. Он в первую очередь защищает завоевания революции, поскольку они затрагивают общественные низы страны.
Очень симптоматично, что образ врага, испуганного, подавленного событиями революции, памфлетист относит только к первому году переворота, когда «страх еще сковывал противников государства», когда «дворянство и духовенство шли навстречу пожеланиям народа», когда «трепещущий монарх соглашался на все». В другом памфлете, написанном в 1791 г., Марат отмечает, что в самом начале революции «наши жестокие угнетатели трепетали, опасаясь, что станут жертвами нашего мщения». Он понимает, что дворяне в то время только потому «отказались великодушно от привилегий держать людей в оковах», что испугались народного восстания: они сделали это «лишь при свете пожаров своих подожженных замков».
Марат считает, что в настоящее время надо опасаться не «трепещущего», а оправившегося, пришедшего в себя противника, который снова перешел в наступление, но уже на новых путях, приняв новую тактику, сменив политику силы на политику коварства. «Привилегированные сословия, — читаем мы в памфлете «Нас усыпляют, будем на страже» (1790), — оправившись от транса... пытаются затягивать дело» с созданием Конституции, министры стараются «подкупить преданность представителей нации».
народ бдением, усталостью, лишениями, истощением, довести его голодом до отчаяния. В памфлете Марата «Мы погибли» (1790) содержится обращение ко всем гражданам:
«Для того, чтобы помешать вам думать об угрожающих вам опасностях, они (министры, офицеры. — Д. О.) не перестают оглушать вас празднествами и держать вас в состоянии опьянения, чтобы вы не замечали готовых обрушиться на вас бедствий». В другом памфлете 1790 г. Марат указывает на стремление врага «отвлечь публику и обмануть ее», на желание министров забыть «о реальном заговоре против нации» из-за «воображаемого заговора против королевской семьи».
«Надгробном слове Рикетти» (1791) как человек, который «продал» двору «священные права» народа. Мирабо вместе с тем «нападал на двор», но «только для того, чтобы уловлять голоса» сторонников народа. Подобно Мирабо действуют и другие, кажущиеся противниками деспотизма, а на самом деле поддерживающие его: «вооружившись по видимости против своего господина, — пишет Марат в «Последнем прощании Друга народа с отечеством», — все эти люди сделали это в действительности только с целью поддержать его власть, сохранить свои привилегии и чины». И далее в том же памфлете: «В ту пору можно было видеть, как высокомерные фавориты двора под маской патриотизма твердят только о суверенитете народа, о правах народа, о равенстве».
Такое представление о враге приводит Марата к мысли о том, что с ним невозможно поладить, что его можно сломить только силой. Именно отсюда идет речь о безоговорочном отрицании врага, о борьбе с ним на уничтожение, о недопустимости какого-либо спокойного, беспристрастного отношения к нему. Марат пишет в памфлете «Против голода и дороговизны» (1793) относительно «капиталистов, монополистов, продавцов предметов роскоши, пособников крючкотворства, судейских крючков, бывших аристократов»: «Ввиду невозможности переделать их сердце и тщетность всех усилий... чтобы призвать их к долгу, я не вижу другого способа, кроме полного истребления этого проклятого отродья».
Такое представление о враге как о хитром, коварном, маскирующемся противнике объясняет, с другой стороны, и беспокойство Марата по поводу непросвещенности и беззаботности народа, о чем мы говорили выше. Памфлетист совсем не случайно восклицает: «Глухие к моему голосу, вы заснули в объятиях своих врагов». Он подчеркивает активность врага, его стремление превратить народные массы в пассивное орудие своих замыслов. Марата весьма тревожит, что народ «обманут... приспешниками деспотизма», «одурачен их вероломством», стал «жертвой их измен», что он «дал увлечь себя... вероломными речами». Его возмущает, что народ «ведут, куда хотят», всякие «ловкие мошенники», что «любой наглый фокусник» способен «глупой сказкой» отвлечь его от «мыслей о своем благе».
«Они заинтересованы, — пишет памфлетист, — в приписывании самым отчаянным интриганам чистых намерений». Людей из народа легко убедить, заявляет он в другом месте, будто «ловкий лицемер — создатель свободы». Более всего волнует Марата в отношении врагов, что они стремятся приостановить развитие революции, противодействовать ее углублению, привести ко всеобщему замирению и воздействуют в этом направлении на народ. В памфлете «Не республика, не монархия, а демократия» (1791) памфлетист замечает, что первой заботой депутатов Национального собрания было «сдержать народ, обуздывая проявление его чувств, проповедуя ему спокойствие», «они больше ничего не боятся, как справедливой его ярости». «Предатели зовут нас к примирению, — заявляет Марат в памфлете «Контрреволюционный заговор созрел», — они хотели бы погрузить граждан в пагубную беспечность, чтобы выдать вас безоружными приспешникам ваших тиранов».