ГЛАВА 3. ВЛИЯНИЕ ПРОЗЫ ШИЛЛЕРА НА ЕВРОПЕЙСКУЮ ЛИТЕРАТУРУ
КОНЦА XVIII - НАЧАЛА XX ВЕКОВ
Подобно тому, как «Разбойники» послужили причиной возникновения целого потока «разбойничьих» пьес (Rauberstucken) и «разбойничьих» романов (Rauberromanen), так и проза Шиллера не избежала почётной участи быть образцом для многочисленных последователей и подражателей. Наиболее «отличились» в этом плане две прозаические вещи автора - новелла «Преступник из-за потерянной чести» и «Духовидец».
«Преступник из-за потерянной чести» был окружён в своё время целой свитой рассказов, перенимавших те или иные черты Шиллеровой новеллы, вроде созданных при участии Тика и Рамбаха (Rambach, 1767-1826) «Taten und Feinheiten renommierter Kraft - und Kniffgenies» (1790) или «Geniestreiche beruchtiger Schlaukopfe, Gauner und Beutelfeger»318. Всех их между собой роднит внимание к событийной составляющей при отсутствии какого бы то ни было проникновения в нюансы человеческих переживаний. Как следствие, эти рассказы лишены и материализации чувств как на идейно-содержательном, так и на формообразующем уровне повествования, т. е. лишены психологизма. Между тем именно «оттенки восприятия» (Empfindungsart) в новелле Шиллера в своё время привлекали внимание Карла Филиппа Морица (Moritz, 1757-1793), автора «психологического романа» «Антон Рейзер» («Anton Reiser, ein psychologischer Roman», 1785-90). Мориц сказал об этом Шиллеру при личной встрече в Веймаре в декабре 1788 года, о чём упоминается в личной переписке Шиллера:
«... В Риме он (Мориц. - Д. П.) нашёл мою "Талию", и некоторые оттенки восприятия, рассеянные в Зонненвирте (в моём "Преступнике по бесчестью") и совпадающие с его Рейзером, поразили его». 319
Литературоведы усматривают влияние «Разбойников» и «Преступника...» на «Абеллино» («Aballino, der groBe Bandit», 1793) Генриха Цшокке (Zschokke, 1771-1848) и «Ринальдо Ринальдини» («Rinaldo Rinaldini, der Rauberhauptmann», 1797-1800) Христиана Августа Вульпиуса320 (Vulpius, 1762-1827). В последнем произведении, кроме прочего, содержится и злободневный для своего времени мотив, который ранее присутствовал в «Духовидце» - мотив тайного общества. В своё время об этом мотиве писал В. М. Жирмунский:
«... Вторая половина XVIII века была для Германии временем широкого развития иррационализма. ... Мистическое направление принимает в это время и масонство, в противоположность прежнему рационалистическому и деистическому направлению. Вообще тайные общества на мистической основе процветают в эту эпоху. Стоит только обратить внимание на отражение идеи тайного общества в литературе того времени. Так, Жан-Поль сочиняет роман о "Таинственной ложе", Шиллер - "Духовидца", Гёте приводит все нити "Вильгельма Мейстера" к скрытой деятельности "Общества башни". 3. Вернер пишет своих "Сыновей долины" - причём самое интересное то, что он почти что верит в свои собственные измышления; по крайней мере, он спрашивает в одном письме, не составляют ли йенские романтики тайной секты и когда они перейдут от писания стихов к великому жизненному делу. Наконец, Кепке такими словами характеризует в биографии Тика распространённую в то время литературу тайны и ужаса: "Маги и волшебники, тайные мистические ордена, в темноте крадущиеся силы раскрывали здесь свою загадочную игру. Смотря по обстоятельствам, они защищали добродетель, как в «Волшебной флейте», в подземных погребах трудились для блага человечества или головокружительной игрой и обманным искусством своим опутывали издали неопытную жертву. Здесь, - продолжает он дальше, - отразились влияния масонов, розенкрейцеров, алхимиков и заклинателей духов", - и это указание из литературы на жизнь для нас особенно ценно: ведь и Гёте, и Лессинг, и Гер дер, как большинство образованных немцев того времени, были членами тайного общества». 321
Нетрудно заметить, что из перечисленных В. М. Жирмунским произведений «Духовидец» - самое раннее. Литературный мотив тайного (анонимного) круга людей, который благотворно или разрушительно воздействует на течение человеческой жизни и управляет поступками персонажа без его ведома, продолжается в немецкой литературе и в XIX столетии. Среди наиболее известных сочинений можно назвать роман воспитания «Титан» («Titan», 1800-03) Жан-Поля, исторический роман «Хранители короны» («Die Kronenwachter», 1817) Людвига Ахима Арнима (Arnim, 1781-1831) и «Волшебника из Рима» («Der Zauberer von Rom», 1858-1861) Карла Гуцкова (Gutzkow, 1811-1878). У Гуцко-ва, кроме того, подобно Шиллеру, важную роль в романе играет тайное всевластие иезуитов. Однако ещё в конце XVIII века был создан роман, автор которого, как представляется, постоянно «имел в виду» Шиллерова «Духовидца». Речь идёт об эпистолярном романе Л. Тика «Вильям Ловелл». Роман Шиллера и роман Тика перекликаются по нескольким мотивам. Это, во-первых, мотив марионетки (термин Н. Я. Берковского). Ловелл-младший, подобно принцу из «Духовидца», действует под чужими внушениями, он окружён сложной и изощрённой интригой, при этом сам он этого не осознаёт. Характерно, что на обложке «Духовидца», изданного в Мюнхене издательством Мюллера в 1922 году вместе с продолжением Ганса Эверса, изображена рука кукловода. Обращает на себя внимание и личность закулисного автора интриг и инициатора процесса духовного разрушения (параллель <Армянин - Андреа Козимо>). В обоих случаях неслыханное могущество оборачивается шарлатанством, пускай иногда и весьма хитроумным. Во-вторых, оба романа раскрывают психологическую связь между индивидуализмом и преступностью, которая вообще всегда была излюбленной темой для Шиллера (что привело к существованию в литературоведении термина <проблема Шиллера-Достоевского>). Схожесть обнаруживается и в мировоззрении протагонистов самого крупного прозаического сочинения Шиллера и большого романа Тика, а также в ряде структурно-текстуальных моментов.
Таким образом, можно говорить о том, что мотивы, содержащиеся в «Духовидце» Шиллера, получили развитие в немецкой романтической прозе.
Впрочем, нечто подобное происходило не только в Германии. В 1799 году Уильям Годвин (Godwin, 1756-1836) выпускает в свет нарочито мистического «Сент-Леона» («St. Leon, a tale of the sixteenth century»), включающего в себя мотив эликсира жизни, добытого тайным орденом розенкрейцеров, причём странствующий по свету герой романа однажды предстаёт в виде армянского купца, а в 1842-м Эдуард Бульвер-Литтон (Bulwer-Lytton, 1803-1873) публикует «Занони» («Zanoni») - роман, в котором есть намёки на розенкрейцеров и на некоего злого и бессмертного человека, возможно, графа Сен-Жермена (? -1784 или 1795), таинственного придворного Людовика XV.
Читателю, знакомому с содержанием самого крупного прозаического сочинения Шиллера, легко усмотреть в перечисленных выше мотивах параллели с «Духовидцем»: модный в своё время шарлатан Калиостро - прообраз Армянина во фрагменте Шиллера - кое-что позаимствовал для своего «учения» от розенкрейцеров, а сам Армянин в романе в определённый момент описывается как злой колдун, наделённый даром бессмертия вроде легендарного Аполлония Тианского (I в. до н. э.). Усматривали эти параллели и английские критики в 1824 году, утверждая старшинство «Духовидца» по отношению к упомянутому «Сент-Леону» Годвина и «Семье Монторио» («The Fatal Revenge, or, The Family of Montorio», 1807) Чарльза Роберта Мэтьюрина. При этом «Blackwood's Edinburgh Magazine» писал (надо сказать, весьма предвзято), что
«... Шиллер был в тысячу раз умнее Годвина».323
Что касается лорда Бульвера, то он ещё в 1828 году в статье «Art of Fiction» отзывался о «Духовидце» в превосходных степенях.324
Особо стоит отметить мотив, который Шиллер не сумел (или не захотел) развить в своём романе, - мотив запутанных родственных связей при дворе. Между тем брошенная в конце фрагмента фраза Принца прямо указывает на то, что именно эти связи лежат в центре интриги по захвату трона. В своё время именно этим мотивом воспользовался Ганс Эверс для «раскручивания» событий в своём продолжении «Духовидца», а Г. Г. Борхердт видел в Гречанке родную сестру Принца. Мотив неизвестного родственника, являющегося неожиданным претендентом на наследство, будет часто присутствовать в английской беллетристике конца XVIII и начала XIX века, а в немецкой литературе его нередко применял Э. Т. А. Гофман.
Роман Шиллера замечателен ещё и тем, что в нём использована атмосфера Венеции (die Stadt Venedig) с её маскарадами, преступлениями и тайнами, атмосфера города, служившего сценой для политических и конфессиональных интриг прошлого, города контрастов, медленно приходящего в упадок на фоне яркой итальянской природы. Традиция избирать Венецию местом действия в немецкоязычной литературе будет продолжена в цикле стихов «Венеция» («Aus Venedig», 1824) графа Августа фон Платена-Галлермюнде (Platen, 1796-1835), в новеллах Конрада Фердинанда Мейера (C. F. Meyer 1825-1898), в «Смерти в Венеции» («Der Tod in Venedig», 1913) Томаса Манна (Т. Mann, 1875-1955). На Британских островах под впечатлением от Шиллеровых описаний берегов Бренты, возможно, находилась Анна Радклиф в «Удольфских тайнах»,325 а лорд Байрон, оказываясь в Венеции на площади Св. Марка, всегда вспоминал строчку из «Духовидца».326
«Духовидец» вообще оказал заметное влияние на многих английских писателей. В уже неоднократно упоминавшейся диссертации Фредерика Ивена, изданной в Колумбийском университете (США), в связи с явными и возможными заимствованиями, письменными свидетельствами влияния романа Шиллера на творческие замыслы упомянуты А. Радклиф («Удольфские тайны», «Итальянец»), М. Г. Льюис («Монах»), У. Р. Спенсер («Урания»), В. Скотт («Зеркало тётушки Маргарет»), СТ. Кольридж («Осорио»), Де Квинси («Духовидец» упоминается в дневнике писателя в мае 1803 года в связи с планом его рассказа), Байрон (<Oscar of Alva> из «Часов досуга», упоминание о Шиллере в связи с Венецией в песне четвёртой «Паломничества Чайльд Гарольда», «Гяур»), Шелли («Застроцци», «Сент-Ирвин, или Розенкрейцер»), Мэтьюрин («Монторио», «Мануэль»), Т. Л. Беддоуз («Книга шутов Смерти»), С. Роджерс («Площадь Св. Марка» в «Италии»), Э. Бульвер-Литтон и другие. Что заимствовали авторы у Шиллера? Прежде всего, наибольшее воздействие на творческое воображение поклонников Шиллера оказал вставной <Рассказ сицилианца>. Сюжет этой новеллы обыгрывался различными писателями десятки раз, если принять во внимание, что каждое произведение из вышеприведённого списка имело немало подражателей. Особенно запомнился читающей и пишущей публике зловещий образ францисканского монаха. Слава создателя подобного образа, ставшего почти что непременным атрибутом «готического» романа (Скедони в «Итальянце» Радклиф, Амброзио в «Монахе» Льюиса, Джинотти в романе «Сент-Ирвин», анонимно изданном П. Б. Шелли), в сознании массового читателя и многих литературоведов принадлежит Мэтью Грегори Льюису (Lewis, 1773-1818), чей роман «Монах» («The Monk», 1796) стал настолько популярным, что сам автор получил прозвище Монах. 327
Лично автору данного исследования кажется очень вероятным, кроме перечисленных и обоснованных Ф. Ивеном заимствований, влияние Шиллера в эпизодах «Итальянца» А. Радклиф, связанных с первой встречей Винченцио и Эллены. Подобно Гречанке в «Духовидце», Эллена сопровождается пожилой дамой, действие происходит в церковных интерьерах, а поводом к знакомству служит неловкость одной из дам.
«Духовидца», оставляя без внимания философскую сторону повествования о немецком Принце в Венеции. В этом видится отражение своеобразного характера репутации, которую фрагмент Шиллера заслужил у себя на родине и за границей.
«Духовидец» пользовался феноменальным успехом у читателей, на что указывают практически все исследователи творчества Шиллера:
А. Г. Горнфельд:
«... Начало романа появилось в 1786 году в "Талии". Но поэт писал его без плана... Лишь для отдельного издания (1789 г.) - чтобы выяснить читателям суть содержания романа - Шиллер набросал заключение; даже и в этом виде роман имел успех».328
Т. В. Губская:
«... Читателями этого романа были и придворные дамы, и молодые студенты, и профессора университетов». 329
Л. Я. Лозинская: «... Шиллер не закончил этого романа... несмотря на его огромный успех».330
Я. И. Санглен:
«... Говоря о прозаических творениях Шиллера, можем ли мы умолчать о недоконченном его "Духовидце", который в то время наделал столько шуму». 331
Н. А. Славятинский:
«... Этот роман даже в незаконченном виде... пользовался большим успехом у читателя...».332
А. Абуш:
«Успех [романа] был большой». 333
Г. Г. Борхердт: «... "Духовидец", как никакое другое произведение Шиллера, пользовался успехом у широких масс его современников».334
Р. Бухвальд:
«... Ни до, ни после ["Духовидца"], Шиллер не испытывал столь большого внимания публики». 335
К. Г. Эбнет:
«... Поразительна... разница между его [Шиллера] негативным мнением и восторженным приемом романа публикой»336.
Г. Купманн:
«... Успех 4 тетради ["Талии"], где появилась часть Духовидца, был необычайно велик. Вскоре Шиллер, даже несмотря на неоспоримый успех, раскаялся в том, что он вообще начал это произведение».337
Р. Отто:
«... Отклик "читающего мира" на первые появившиеся главы ["Духовидца"] был огромен». 338
Особо следует отметить популярность «Духовидца», да и вообще творчества Шиллера, в Англии: Т. Карлейль:
«... 'Geisterseher', роман, вошедший в наши выдающие книги на дом библиотеки под названием 'Ghostseer'...»339
В. Ширмер:
«... Затем пришёл Шиллер - автор "страшного романа": за двумя переводами "Духовидца" ... последовали [переводы] ... "Игры судьбы" ... и "Преступника из-за потерянной чести" ... и все эти... рассказы удерживали такую популярность, что Томас Роско... объединил их в одном томе своей расширенной антологии. Авторитет создателя этих сенационных историй... в Англии был так велик, что стали переводиться даже его... исторические труды». 340
Как видно из вышеприведённых цитат, было время, когда Шиллер становился известен прежде всего благодаря своей прозе, успех которой соперничал с успехом «Разбойников» и «Коварства и Любви», служа стимулом для знакомства читателя с другими сочинениями писателя. К сожалению, лишь немногие читатели, вроде французского посланника, приятеля Гёте графа Карла Фридриха Рейнхарда (Reinhard, 1761-1837), смогли по достоинству оценить мастерство изображения и пластичность образов в романе. 341
Большинство же было поражено непривычной для романов своего времени напряжённостью интриги, мотивами «сверхъестественного», присутствием магов и шарлатанов, а также актуальной полемикой с угадываемым орденом иезуитов. Ряд литературоведов считает, что причиной отказа Шиллера от написания полноценного продолжения, несмотря на очевидный коммерческий успех, наряду с прочим, явилось раздражение автора восприятием публикой романа только как развлекательного. 342 Конечно, издатели и переводчики отнюдь не разделяли скептицизма Шиллера по поводу его фрагмента, о чём свидетельствует, например, переписка с Георгом Иоахимом Гёшеном и Иоганном Унгером (Unger, 1753-1804).343 Маркузе указывает на многочисленные переиздания и несанкционированные перепечатки «Духовидца»,344 а Гедике приводит сведения о переводах романа на различные европейские языки. 345 В целом отказ Шиллера от продолжения фрагмента имел основным следствием то, что за эту работу принялись другие сочинители. Уже при жизни автора список попыток продолжения «Духовидца» и различных подражании составил 10 наименовании: 346
1. Der Geisterseher. Aus den Memorien des Grafen von O. Zweiter und dritter Theil vonX**Y**Z**. (ErnstFriedrichFollenius). StraBburg, 1796.
2. Enthullte Geistergeschichten zur Belehrang und Unterhaltung fur Jedermann. Ein Pendant zu Schillers Geisterseher. Leipzig, 1797.
4. Cajetan Tschink, Geschichte eines Geisterseher Aus den Papieren des Mannes mit der eisernen Larve. Wien, 1790-1791. Пер. на англ. в 1795 году в Дублине.
5. Bianca und Hieronymo. Ein interessantes Seitenstuck zu Tschinks Geister seher. Wien und Prag, 1800.
6. Lorenz Flammenberg, Der Geisterbanner, eine Wundergeschichte aus mundlichen und schriftlichen Traditionen gesammelt. Breslau, 1792. Второе издание вышло в Бреслау в 1799 году под названием «Der Geisterbanner. Geschichte, aus den Papieren eines Danen». Пер. на англ. в 1794 году в Лондоне Teuthold'oM.
7. Der Geisterseher. Eine venetianische Geschichte wundervollen Inhalts. Beschrieben von G. B***** [echer]. Hamburg, 1793.
347
9. M. J. R. H. Zschokke, Die schwarzen Brtider, eine abenteuerliche Geschichte. Frankfurt a. d. O. 1791-95.
10. Gottlieb Вertrand, Amina, die schdne Cirkassierin. Leipzig, 1803.
«Вертера» баронесса Монтолье (Montolieu, 1751-1832) одновременно с переводом «Духовидца» пишет свой вариант продолжения событий.
В 1836 году в Лейпциге выходит очередное продолжение романа Шиллера: [С. Morvell], Der Geisterseher. Aus den Memoiren des Grafen von O***. Hg. von Fr. v. Schiller. Zweiter bis vierter Theil, вторично изданное под названием «Der Jesuit. Historisch romantisches Gemalde aus dem Anfang des 18 Jahrhs. nach den hinterlassenen Papieren des Grafen Orloff bearbeitet».
поставленную знаменитым автором точку на запятую и дописать дальнейшее развитие событий. Как правило, эти старания малоуспешны. Однако иногда интерес писателя к произведению другого автора служит толчком к созданию вполне зрелого и самостоятельного сочинения. В качестве примера можно привести роман представителя американского Просвещения Чарльза Брокдена Брауна (Brown, 1771-1810) «Виланд» («Wieland, or, The transformation. An American tale», 1798). Браун вошёл в литературные энциклопедии как автор «готических» историй в духе А. Радклиф.
В «Виланде» охваченный религиозным фанатизмом пенсильванский немец слышит «голоса» и убивает жену и детей, принося их в жертву Богу. Его сестре Кларе, рассказывающей всю историю, едва удаётся избежать смерти. Действие происходит в лесистой местности и выписано очень живо. В лучших традициях «готических» романов Браун с поразительным искусством передаёт и ужас Клары, напуганной потусторонними голосами, и нагнетаемый кошмар, и звук чужих шагов в пустом доме. Следуя просветительской традиции, Ч. Б. Браун объясняет «сверхъестественные» явления вполне земной причиной -кознями негодяя-чревовещателя Карвина, типичного злодея из «готической» прозы.
При поверхностном анализе обращает на себя внимание сходство тематики «Духовидца» и «Виланда» - разрушительное воздействие на судьбу человека замешанных на религии злодейских козней. Данное сходство оказывается неслучайным. По данным Генри Почманна348 , в период с 9 мая 1795 года по 18 июня 1796 года и с 6 июля 1796 года по 28 июня 1797 года в «New York Weekly Magazine» из номера в номер печатались главы «Духовидца» и продолжения Каэтана Чинка (см. выше под номером 4), в котором события развиваются в поверхностно-сенсационном ключе. Романы печатались под названиями «The Apparitionist» и «The Victim of Magical Delusion» соответственно и были знакомы Брауну. 349 Таким образом «Духовидец» оставил след ив американской литературе XVIII века.
«Духовидца». Вариант Эверса представляет собой интересный опыт представителя экспрессионистской «чёрной» фантастики следовать заученной с точностью профессионального филолога манере письма Шиллера.350
Какие функции выполняли отсылки к «Духовидцу» в произведениях других авторов? Рассмотрим это подробнее на примере аллюзий на роман Шиллера в «Майорате» Э. Т. А. Гофмана (Е. Т. А. Hoffmann, 1776-1822).
Для информированного читателя воздействие Шиллера на «Майорат» («Das Majorat», 1817) Гофмана очевидно: в тексте повести содержится аллюзия на Шиллеров «Духовидец». Гофман зачастую пользовался подобными намёками, когда хотел указать источник своих замыслов. К примеру, в «Эликсире дьявола» («Die Elixiere des Teufels», 1815-16) Аврелия в письме настоятельнице женского картезианского монастыря в *** сообщает, что однажды обнаружила на столе переведённый с английского роман «Монах». В силу того, что в «Майорате» упоминание о «Духовидце» органично вплетено в нить занимательного повествования, у читателя обычно возникает лишь самая общая ассоциация с романом Шиллера.
Конечно, такой подход имеет право на существование. Именно такие ассоциации есть результат применения широко используемого экономичного и эффективного литературного приёма. Тем важнее, что упомянутая аллюзия отсылает к отдельному эпизоду, который при тщательном рассмотрении легко приведёт читателя к более частным выводам. Это подтверждается следующим: Гофман вполне обоснованно мог надеяться на довольно близкое знакомство современной ему читающей публики с «Духовидцем» - крайне популярным (не только в Германии) произведением ещё при жизни создателя.
Именно потому для нынешнего читателя, в своём большинстве незнакомого с «Духовидцем» в той степени, в какой его знали первые читатели «Майората», представляет интерес как общий фон, так и подтекст данной аллюзии.
«Духовидце» встречаются в непосредственной близости друг от друга в придающем им весомую значимость контексте, а именно: предваряя первое появление призрака Даниэля, а также после него.
Сцена, в которой Теодор, рассказчик, впервые сталкивается со свидетельством роковых событий прошлого, является отправной точкой главной линии повествования и ключом к дальнейшей разгадке тайн обитателей замка. Вдумчивому читателю одной этой причины уже достаточно для того, чтобы отнестись к данному эпизоду с повышенным вниманием.
Перед тем, как отойти ко сну после своего прибытия в Р... зиттен, Теодор остаётся один в мрачной атмосфере комнаты, где когда-то (что ему ещё неизвестно) было совершено преступление:
«Тут мне пришло на ум, что я не обрету лучшего расположения духа для чтения книги, которую я, как всякий, кто в то время хоть сколько-нибудь был предан романтизму, носил в кармане. Это был Шиллеров "Духовидец". Я читал и читал, и воображение моё распалялось все более и более. Я дошёл до захватывающего своей жуткой силой рассказа о свадебном празднестве у графа фон В. И вот как раз когда появляется кровавый призрак Джеронимо -со страшным грохотом растворилась дверь, которая вела в залу». 351
Переживания прошедшей ночи не покидают молодого человека и днём, окутывая замок и его обитателей призрачной и устрашающей атмосферой. В сознании Теодора происходящее тесно связано с чтением в тот злополучный вечер «Духовидца».
«Майората» намеренно хотел пробудить в воображении читателя воспоминание о сочинении Шиллера. Более того, Гофману недостаточно общих реминисценций с романом, он чётко указывает на конкретную сцену в «Духовидце», которая даже не относится к главной сюжетной линии. Как это часто бывает у Гофмана, аллюзия создает соответствующий фон повести, придавая ей почти что зримую глубину. Эффект достигается посредством очень выразительного и одновременно краткого стилистического приёма.
Полученный результат двоякого значения: во-первых, он иллюстрирует важный литературный приём, тем самым позволяя лучше понимать сочинения, подобные «Майорату»; во-вторых, сама аллюзия есть свидетельство существования важных связей внутри немецкой литературы, а именно: между Шиллером и поздним немецким романтиком.
Устрашающий мир духов, «Geisterwelt», вступает на страницы повести Гофмана вместе с аллюзией к «Духовидцу». Почему Гофман выбрал именно этот эпизод? Думается, что появление призрака - общий для обоих произведений знак перехода из одной реальности (как она изображена у авторов) в другую, фантастическую, действительность. Только у Гофмана привидение зовут Даниэль, а у Шиллера эту функцию выполняет «schreckhaften», «furchterliche Gestalt» Джеронимо (Jeronymo).352
В «Духовидце» возвращение Джеронимо из небытия служит основной частью развязки <рассказа Сицилианца>. При сравнении эпизода из «Духовидца» с «Майоратом» становится очевидным, что история маркиза (Marchese del M**nte) и двух его сыновей послужила источником для истории Родериха [I] и его сыновей.
«Бури и натиска» мотив противостояния двух братьев; страсть одного из них к невесте другого; братоубийство; участие в преступлении третьего лица; расположение родового поместья у моря; разрушение наследственного владения после угасания рода - всё это общие для двух произведений моменты.
«Духовидца» - налицо вполне определенные реминисценции с «Разбойниками»: слугу в обоих случаях зовут Даниэлем (хотя по характеру они почти полные противоположности); в обоих произведениях имеется мотив замка, ассоциируемого с отцом и служащего центром развития важных событий; сюда же следует отнести упомянутый выше в связи с эпизодом из «Духовидца» мотив враждующих братьев, один из которых желает заполучить возлюбленную другого и на котором лежит основная вина за свершившееся.
В целом Гофман заимствовал у Шиллера эпизод, где присутствует преступление самого отвратительного свойства; ненависть самого разрушительного характера; крах именно тех отношений между людьми, которые должны быть наиболее оберегаемы; и, наконец, всеохватывающая атмосфера демонизма, жестокости, коварства. И у Шиллера в «Духовидце», и в «Майорате» Гофмана, соответственно, <рассказ Сицилианца> и рассказ двоюродного деда Теодора, Ф. (V.), формируют предысторию событий; Принц и Теодор воспринимают их в ретроспекции.353
Благодаря аллюзии к «Духовидцу» читатель получает своего рода зловещее предзнаменование о грядущих опасностях, подстерегающих рассказчика. Иначе говоря, вдумчивый читатель становится осведомлён о природе и предполагаемом развитии событий задолго до того, как всё станет ясно из рассказа Ф. В этом отношении показателен эпизод, где Теодор вступает в конфликт с Родерихом [II]. Нож в кармане Теодора и ружье в руке Родериха напрямую говорят о нависшей угрозе. Данная сцена видится как вариация Гофмана на тему, широко представленную и у Шиллера354: тот же любовный треугольник, где соперник противостоит закону или устоям и способен пойти на преступление. 355
Существует еще один момент в «Майорате», пролить свет на который помогает «Духовидец». Казалось бы, Гофман, автор одних из самых захватывающих «историй о привидениях» в мировой литературе, выступает в несвойственной для себя роли, когда устами Теодора говорит, что лишь «разгорячённая фантазия создала все эти призраки». И это несмотря на заверения опытного и здравомыслящего Ф. в том, что причиной ночных звуков был не пунш вкупе с чтением «Духовидца», а явившийся bona fide дух. Видимо, приведенные выше слова молодого рассказчика служат отражением того, что гораздо более зримо присутствует в романе Шиллера. Дело в том, что в «Духовидце» все «сверхъестественные» явления лишь часть обмана, мистификации и до конца истории расцениваются Принцем как чистой воды шарлатанство. Принц приводит свою мотивировку такого отношения в следующих словах:
«Неужели вам легче поверить в чудо, чем допустить такую вероятность (обмана. - Д. П.)?
Легче опрокинуть все законы природы, чем признать, что эти законы были искусно и своеобразно пущены в ход?»
И в словах принца, и в упомянутой фразе Теодора имплицитно заложено признание разрушительного характера воздействия потустороннего мира (или имитации подобного воздействия) на основы человеческого бытия. В «Духовидце» Принц ведёт отчаянную внутреннюю борьбу, дабы отстоять свои принципы. Тяжесть этой борьбы возрастает из-за одурманивающей его рассудок любви к прекрасной «гречанке»356, сходным образом в «Майорате» Теодор обязан своей уязвимостью обуревающим его чувствам к Серафине.
И в «Духовидце», и в «Майорате» «Geisterwelt» выступает как сфера, откуда грозные силы покушаются на частную жизнь героев. Сопутствующие таинственным явлениям интриги и козни формируют реальность, дотоле неизвестную главным действующим лицам. Этот новый мир враждебен героям, он вносит разлад в их души и противоречит основам их еще не оформившегося мировоззрения. Таким образом, сверхъестественное (или его имитация) в обоих произведениях приобретает символическое значение везде, где ощутимо его присутствие.
357, обращает на себя внимание внутренняя незрелость героев. 358 Шиллер характеризует Принца следующим образом: 359
«Он читал много, но без разбора: из-за небрежного воспитания и слишком ранней службы в армии он не стал духовно зрелым человеком. Все знания, почерпнутые им впоследствии, только усилили путаницу в его понятиях, которые не имели под собой твёрдой почвы».
Ничего подобного этой характеристике в тексте «Майората» нет, и всё же схожесть натур главных действующих лиц весьма заметна.360
дед, иногда просто говоря: «Проваливай в постель!» и запирая юного меланхолика в комнате.
Подбор аллюзий не бывает случайным. В любом случае он говорит о взглядах автора. Пример с аллюзией к «Духовидцу»361 говорит о том, что несмотря на противоречивое отношение Гофмана к творческому наследию Шиллера, последний, особенно в раннем своём творчестве, видится автору «Майората» как практически недостижимый в своём величии мастер слова, заслуживающий подобной дани уважения в виде реминисценций, цитат, etc.
Говоря о сочинениях, на которые в той или иной степени повлиял «Духовидец», следовало бы упомянуть и источники, помогавшие Шиллеру при создании романа. Наиболее полно они освещены Г. Г. Борхердтом в разделе «Quellen» его комментария к «Духовидцу»362. Среди источников, которыми пользовался Шиллер, в качестве важнейших стоит выделить следующие. Во многих деталях, описывающих технические ухищрения и способы обмана доверчивых людей шарлатанами своего времени, Шиллер использовал материал, почерпнутый им в книге Элизы фон дер Рёкке (Recke, 1756-1833) «Nachricht von des berahmten Cagliostro Aufenthalt in Mitau» (1787), в том же году, кстати, переведённой Тимофеем Захарьиным на русский язык. 363 «Магией» - настольной книгой также у юного Э. Т. А. Гофмана «Unterricht in der naturlichen Magie» (1779 ff), принадлежавшей перу известного химика Иоганна Кристиана Виглеба (Wiegleb, 1732-1800). Красочными описаниями видов Венеции, нравов и обычаев этого итальянского города, его реалий и архитектурных доминант Шиллер, кроме многочисленных энциклопедий, во многом обязан Вильгельму Гейнзе и его роману «Ардингелло и блаженные острова»,364 переведённому на русский язык М. Петровским лишь в 1935 году. 365 В книге Гейнзе встречаются имена тех же художников, что и в «Духовидце», «Буцентавр» и даже имя Бьонделло.
В тексте «Духовидца» Принц цитирует обращенные к Горацио слова Гамлета из I акта о существовании в мире множества не поддающихся объяснению чудес. Хотелось бы только отметить, что Шиллер использует эти слова отнюдь не в том смысле, в котором
«... обскураты нашего времени так и ухватились за эти слова, как за оправдание своего слабоумия». 366
«Опасных связей» («Liasons dangereuses», 1782) П. Шодерло де Лакло (Laclos, 1741-1803) на роман «Духовидец».
Г. Г. Борхердт полагает, что в эпизоде с заклятием духов в «Духовидце» в словах англичанина
«... Как, ты ещё не успокоился, несчастный дух?»367 обыгрывается возглас Гамлета
«... Успокойся, Мятежный дух!», обращенный к Призраку в конце I акта. Наконец, знаменитая фраза Армянина
«... Пожелайте себе удачи, принц.... В девять часов он скончался»368 в первой своей части, по сути, имеет такое же значение, что и пророчества ведьм в «Макбете» («Macbeth», 1606). Это относится и к загадочному приветствию балерины на ярмарке.
Интересно также отметить присутствие в «Духовидце» мотива, который вообще свойственен в данном случае самому Шиллеру и который Рихард Вейсенфельс в своих примечаниях к «Духовидцу» в Sakularausgabe причислил к «излюбленным мотивам» (Lieblingsmotive). Речь идёт о так называемом мотиве «покрова». В «Духовидце» во время <Философской беседы> Принц жалуется барону:
«... То, что было до меня и что будет после меня, представляется мне как две непроницаемые чёрные завесы, опущенные у граней человеческого существования, за которые не дано проникнуть ни одному смертному»369 и т. д. Этот мотив можно найти и в ранних письмах Шиллера, в «Теософии Юлия», а также в стихотворениях «Саисский истукан под покровом», «Жалоба Цереры», в «Посланничестве Моисея».
«Духовидец», оказали заметное влияние на многих авторов. Вместе с тем, это воздействие отличалось определённой односторонностью - писателей привлекала лишь тривиальная составляющая романа в лице напряжённой интриги и элементов «сверхъестественного». Не вина Шиллера в том, что его роман восприняли исключительно как развлекательный с публицистическим оттенком. Во многом этот роман предвосхищал литературные тенденции последующих лет. Лишь некоторые, подобно лорду Бульвер-Литтону, понимали, что «... Шиллер и Гёте едины в своём величии... будучи отделены от целого стада "писателей ужасов", к которым их по ошибке причисляли.. .». 370
Примечания.
318. См.: Minor I. Schiller. Berlin, 1890. Bd. ll. S. 469.
319. Письмо Шиллера Каролине фон Бейльвиц от 10 декабря 1788 года //Шиллер Ф. Собр. соч.: В 8 т. М. -Л., 1936-1950. Т. 8. С. 261. О разговоре Шиллера с Морицем см. также: Шерр И. Шиллер и его время. М., 1875. С. 227; Borcherdt H. H. Verbrecher aus verlorener Ehre: 5. Wirkungsgeschichte //Schiller F. Werke. Nationalausgabe. Berlin und Weimar, 1954 -.... Bd. 16. S. 407; Mayer H. Versuche iiber Schiller. Frankfurt a. M., 1987. S. 107.
320. Описание забавной встречи Шиллера с Вульпиусом см. в письме Шиллера Готфриду Кернеру от 24 июля 1787 г. в кн.: Шиллер Ф. Указ. соч. С. 155-156 и у Иоганна Шерра (Шерр И. Указ. соч. С. 185).
«Духовидцу» по времени сочинение из указанных - «Невидимая ложа» («Unsichtbare Loge») Жан-Поля, датируется 1793 годом.
323. «Blackwood's Edinburgh Magazine», XVI (1824), P. 56: «... "The Ghost-Seer" was superior by far to both Godwin's "St. Leon" and Maturin's "Montorio". Schiller was a thousand times a cleverer man than Godwin» /Щит. по: Ewen F. The Prestige of Schiller in England (1788-1859). N. Y., 1932. P. 117.
324. «... Is not the "Ghost-Seer" a successful novel? Does it not afford the highest and most certain testimony of what Schiller could have done as a writer of narrative fiction... ?» //Цит. по: Ewen F. Op. cit. P. 198.
325. См.: Ewen F. Op. cit. P. 35-38.
«... Schillers "Armenian", a novel which took a great hold of me when a boy. It is also called the "Ghost-Seer", and I never walked down Saint Mark's by moonlight without thinking of it, and "at nine o'clock he died!"» /Щит. по: Ewen F. Op. cit. P. 119.
327. Интересно, что годом позже «Монаха» Льюис опубликует свою переработку «Коварства и любви» под названием «The Minister», см.: Schirmer W. Der Einfluß der Deutschen Literatur auf die Englische im 19. Jahrhundert. Halle/Saale, 1947. S. 31.
328. Горнфельд А. Г. Духовидец //Шиллер Ф. Собр. соч. в пер. русских писателей. СПб., 1901-1902. Т. З. С. 625.
329. Губская Т. В. Ф. Шиллер в русской литературе XIX века: проза, поэзия: Автореф. ... канд. филол. наук. Магнитогорск, 2004. СП.
330. Лозинская Л. Я. Духовидец //Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М., 1956. Т. З. С. 693.
332. Славятинский Н. А. Шиллер в его письмах //Шиллер Ф. Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. С. 16.
333. Abusch A. Der Geisterseher //Schiller F. Gesammelte Werke in 8 Bde. Berlin, 1954. Bd. 2. S. 655.
334. Borcherdt H. H. Der Geisterseher: 6. Wirkungsgeschichte //Schiller F. Werke. Nationalausgabe. Bd. 16. S. 451.
335. Buchwald R. Schriften der, Carlos'-Zeit //Idem. Schiller. Neue, bearbeitete Ausgabe. Wiesbaden, 1954. Bd. 2. S. 71.
337. Koopmann H. Der Geisterseher/Das philosophische Gesprach aus dem Geisterseher //Idem. Schiller-Kommentar. Munchen, 1969. Bd. l. S. 227.
338. Otto R. Nachwort//Schiller F. Erzahlungen. Leipzig, 1976. S. 279.
339. Carlyle T. The Life of Friedrich Schiller. L., 1825. P. 127.
340. Schirmer W. Der EinfluB der Deutschen Literatur auf die Englische im 19. Jahrhundert. Halle/Saale, 1947. S. 32-33.
342. См. например: Borcherdt H. H. Ibidem; Carlyle T. Op. cit. P. 129.
344. См.: Borcherdt H. H. Der Geisterseher: 6. Wirkungsgeschichte // Schiller F. Op. cit. P. 451.
345. См.: Goedeke K. Grundrisz zur Geschichte der deutschen Dichtung. Zweite ganz neu bearbeitete Aus-gabe. Dresden, MDCCCXCIII. Bd. 5. Zweite Abteilung. S. 178.
347. «Гений» Карла Гроссе (Grosse, 1768-1847) также был дважды переведён на английский. Подр. об этом романе и его авторе см.: Антонов С. А. Прим. 11 к главе I в кн.: Радклиф А. Итальянец, или Исповедальня Кающихся, Облачённых в Чёрное. М., 2000. С. 484; Володарская Л. Примечания к эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» в кн.: Лавкрафт Г. Тварь на пороге. СПб., 2005. С. 599. Отдельная глава посвящена «Гению» в работе В. Э. Вацуро «Готический роман в России» (М., 2002).
348. Pochmann A. Henry. German Culture in America: Philosophical and Literary Influences, 1600-1900. Madison (Wis.), 1957. P. 694 (note 172).
349. Cм: Kindermann W. Man Unknown to Himself: Kritische Reflexion der amerikanischen Aufklarung: Cretteccer, Benjamin Rush, Charles Brockden Brown. Tubingen, 1993. S. 131.
350. На эрудированность автора продолжения указывает хотя бы тот факт, что Шиллеров Армянин у Эверса, постоянно меняя имена и обличья, в нескольких эпизодах и вставной новелле зовётся доктором Тойфельсдроком. Это, видимо, прямой намёк на Т. Карлейля, увлекавшегося Шиллером, и его роман «Sartor Resartus. Жизнь и мнения профессора Тейфельсдрека» («Sartor Resartus. The life and opinions of Herr Teufelsdrokh», 1833-34), где история человечества сатирически представлена как ряд переодеваний в новые одежды. Графу фон О** Эверс даёт имя Остен-Закен, а ведь это древний дворянский род из Прибалтики (внебрачным сыном барона Х. И. Остен-Сакена был рус. поэт А. Х. Вос-токов). При этом писательница Элиза фон дер Реке, создавшая книгу о похождениях Калиостро, тоже была из прибалтийских дворян. Впрочем, все эти гипотезы требуют дальнейшего обоснования.
«Следует отметить, что Гофман допускает неточность: призрак Джеронимо является взорам присутствующих в поместье его отца, маркиза дель М... нте, а отнюдь не на свадебном пиршестве у графа фон В.» (Прим. Р. В. Грищенкова в: Гофман Э. Т. А. Песочный человек. СПб., 2000. С. 903).
352. У Гофмана- «Jeronimo».
353. Излюбленный приём также у Анны Радклиф.
354. Кроме вышеупомянутых эпизодов, см. также «Преступник из-за потерянной чести».
355. Многие из перечисленных выше мотивов можно также найти у Шиллера в драматических набросках ко второй части «Разбойников» (1784), в «Детях одного дома» («Narbonne, oder Die Kinder des Hauses», 1800-1805), в «Мессинской невесте или враждующих братьях» («Die Braut von Messina», oder Die feindlichen Briider, 1803), а также в недошедшей до нас юношеской драме «Козьма Медичи» («Cosmus von Medicis», 1776).
357. Теодору - 20, Принцу - 35 лет.
358. В комментарии А. Г. Горнфельда говорится даже о «несильном уме» Принца.
359. Скорее всего, здесь отразились юношеские впечатления писателя.
360. Кстати, Гофман в своём сочинении «Огненный дух» («Der Elementargeist», 1822) практически в деталях повторяет ситуацию с духовным становлением Принца для во многом автобиографичной характеристики своего персонажа. И снова среди множества прочитанных книг - «Духовидец» и «Разбойники».
<История с привидением> в кн.: Гофман Э. Т. А. Песочный человек. СПб., 2000. С. 906.
362. См.: Borcherdt H. H. Der Geisterseher: 2. Quellen//Schiller F. Op. cit. S. 426-430.
363. Рекке фон дер Ш. -Э. Описание пребывания в Митаве известного Калиостра на 1779 год и произведенных им тамо магических действий.... СПб., у Шнора, 1787. 299 с.
«Духовидца» советует: «... Ежели ты ещё не прочитал книги Гейнзе "Ардингелло", то прочти её и дай прочесть другим. Здесь она пользуется удивительным успехом в свете» //Шиллер Ф. Указ. соч. С. 191.
365. Гейнзе В. Ардингелло и блаженные острова: [Роман]. [М. -Л.], Academia, 1935. 596 с.
367. Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. Т. З. С. 555.
368. Там же. С. 537.
369. Там же. С. 613. Ср. со словами Ловелла из романа Л. Тика: «... Всё видимое нависает вокруг нас, подобное коврам... За коврами находится область, населённая снами и бредом, никто не смеет приподнять ковры и заглянуть за кулисы» (Кн. VI, письмо 9) /Щит. по: Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. Л., 1973. С. 221.
370. Bulwer-Lytton E. Art of Fiction /Щит. по: Ewen F. Op. cit. P. 198. Пер. Д. Портнягина.