13
В числе шестнадцати пьес, представленных труппой Медебака в 1750 году, была и комедия «Кафе».99 Она сыграла немалую роль в творческом развитии Гольдони, а в истории театра знаменовала появление нового жанра и новых эстетических понятий.
Гольдони, решительно отвергавший единство места, здесь декораций не менял. Все действие от начала до конца протекает в одном и том же месте. Эта стабильная сцена (scena fissa) заслуживает особого внимания.
«Небольшая площадь в Венеции или широкая улица с тремя лавками: посредине кафе, направо лавка парикмахера и брадобрея, налево игорный дом; над этими тремя лавками - несколько небольших комнат с окнами, выходящими на улицу. Со стороны парикмахерской, по ту сторону перекрестка, — дом балерины, а со стороны игорного дома — таверна с дверями и окнами», — таково вводное сценическое указание в «Кафе».
Гольдони часто обвиняли в том, что он нарушает правило единства места. Теперь он был как будто неуязвим: правило было соблюдено в полной мере. И все же настоящие классики имели основания протестовать: место было слишком сложное, оно рассеивало внимание и, несмотря на неподвижные декорации, не было единым в узком и прямом смысле слова.
«Ригористы будут мною довольны, - писал Гольдони, сохранив формальное единство места, — но удовлетворит ли их единство действия? Не покажется ли им сюжет этой пьесы запутанным? Не найдут ли они, что интерес зрителей дробится?»100
Отвечая на этот вопрос, Гольдони формулировал совершенно новый взгляд на единство действия, никак не свойственный классикам:
«Если бы кто-нибудь высказал мне такое мнение, я имел бы честь ответить ему, что в самом заглавии моей пьесы не содержится указания на какую-либо историю, страсть или характер, но что оно указывает просто на кафе, в котором развертывается сразу несколько действий и куда попадает несколько человек, привлеченных разными интересами. И если мне удалось установить существенную связь между этими различными предметами и сделать их необходимыми друг другу, то я считаю, что выполнил свою обязанность, преодолев много других трудностей». 101
«Несколько действий» и «несколько человек, привлеченных разными интересами», - это и есть полное отрицание единства действия в классическом смысле этого слова. Вместе с тем это - утверждение нового единства, основанного на единстве изображенного в пьесе цикла явлений, «ломтя жизни», как сказали бы натуралисты следующего столетия.
Кафе организует действие. Его хозяин играет столь же важную роль, как и злоязычный дон Марцио; фальшивый граф Леандро привлекает к себе почти такое же внимание, как проигравшийся Эудженио. Центром является не одна индивидуальная судьба, а цикл событий, происходящих в кафе, и группа различных лиц, пьющих за столиками кофе. Дом, в котором живет балерина, игорный дом, парикмахерская расширяют не только сцену, но и действие. Они создают впечатление, что в комедии разыгрывается не судьба отдельных лиц, а жизнь венецианской площади, клочок действительности, едва оторвавшийся от целого, чтобы выйти на театральные подмостки.
В 1756 году Гольдони поставил комедию, место действия которой было столь же единым и столь же сложным. Она и называлась, так же как «Кафе», по месту действия: «Перекресток». Справа и слева - по два дома с террасами, галереями, балконами и балкончиками, в глубине -таверна. Действие происходит на улице — как будто так же, как и в любой классической комедии.
Улица у классиков по существу уничтожала всякую конкретность места, открывая автору возможность любых встреч, приходов и уходов. Гольдони смеялся над тем, что в старой комедии все герои, даже женщины, выходят на улицу, чтобы прочитать свою роль,— и это раздражало его, так как казалось неправдоподобным.102 Теперь он сам как будто следовал этому старому классическому приему. Однако у него улица выполняет совсем другую функцию.
— вентурину. В корзине у него выигрыши — изящные фаянсовые вещицы. На улице и на балконах появляются женщины, девушки и старухи, они раскупают билеты, определяют условия игры, ссорятся. Старухи молодятся, показывают друг другу остатки своих зубов и надеются выйти замуж после того, как выдадут дочерей. У девушек есть поклонники, которые делают им подарки. Девушки жеманятся, ревнуют, ссорятся, в их ссоры вмешиваются матери, возникают быстро разрешающиеся конфликты.
Поселившийся тут же кавалер, разговаривающий на литературном языке, в восторге от этой наивности и непосредственности, от лукавства и от ссор, от венецианского диалекта, от сердитых и очаровательных девушек. Он ухаживает сразу за всеми, всем покупает подарки у уличного разносчика и в конце концов женится на жеманной и косноязычной, но богатой и даже «образованной» девушке, которая может блеснуть в разговоре несколькими тосканскими и приблизительно французскими словами.
Гольдони трудно было определить эту пьесу ходовыми в XVIII веке терминами, и он прибег к латинскому, очень неточному слову: «Это одна из тех пьес, которые римляне называли «tabernaria» и которые мы назвали бы народными». 103 «Народной» Гольдони называл эту комедию потому, что она изображала народ. В другом месте Гольдони сравнивает эти народные комедии с французским «ярмарочным» жанром «genre poissard».104
«Перекресток» написан вольными стихами на венецианском диалекте, со множеством простонародных слов, с массой местных понятий, которые не знакомы за пределами Венеции. И все же эта комедия, так же как и комедия «Кухарки» (1755), отличающаяся теми же особенностями, имела необычайный успех не только в Венеции, но и в Милане, что удивило и самого Гольдони.105
— «Кьоджинские перепалки», написанная в последний год жизни Гольдони в Италии (1761).
В те годы, когда Гольдони писал свои «Мемуары», он был особенно увлечен правильной высокой французской комедией. Кроме того, он писал их для своих французских подписчиков и потому не мог слишком горячо рекомендовать пьесы, прямо противоречившие господствовавшим во Франции вкусам и нравам. Вот почему и о «Перекрестке» и о «Кьоджинских перепалках» Гольдони отзывается со скромностью, не оправданной ни успехом этих пьес, ни их долгой жизнью на сцене.
«В дни моей молодости, - пишет Гольдони, - я занимал в Кьодже должность коадьютора по уголовным делам... Мне приходилось иметь дело с многолюдной и шумной толпой рыбаков, матросов и кумушек, которые проводят все свое время на улице. Я хорошо изучил их нравы, их своеобразный язык, их веселый и лукавый характер, и мне нетрудно было изобразить все это, А в Венеции, которая находится всего в восьми милях от этого города, мои модели были хорошо известны. Поэтому пьеса имела самый блестящий успех».106
Гольдони словно извиняется перед своим читателем за то, что написал эту «грубоватую простонародную комедию» и создал этот великолепный «низменный жанр».107 Он не мог оправдать эту пьесу ни «правилами», ни «вкусом», ни ссылками на авторитеты. В ней нет почти никаких «достоинств» - ни характеров, в классическом смысле этого слова, ни даже интриги: она «почти лишена сюжета». И тем не менее в ней есть одно качество, которым Гольдони и объясняет ее успех, — «близость к природе». Это последний аргумент поэта, которому ради своей художественной задачи приходилось нарушать правила и традиции, и вместе с тем высший критерий, к которому всегда апеллировал «реформатор итальянской комедии».
— мужей, отцов и возлюбленных. Продавец самого дешевого в Италии лакомства — печеной тыквы. Молодой лодочник, подсаживающийся то к одной, то к другой девушке. Ревность и ссоры, кончающиеся дракой вернувшихся с моря рыбаков и разбирательством «дела» в местной полиции. Кто герой этой комедии? Сердитая Кекка по прозвищу Творожница, или Тоффоло, которому хотят выпустить кишки, или косноязычный заика Фортунато? Здесь нет героя, в том смысле, в каком мы понимаем это слово, говоря о герое «Хитрой вдовы», «Английского философа», «Льстеца» или «Человека со вкусом». Герой здесь - вся толпа рыбаков, их жен, сестер и невест, флиртующих и перебранивающихся на улице Кьоджи или в полицейском участке.
Комедия интриги? Но Гольдони прав: здесь почти нет сюжета, нет интриги в собственном смысле слова. Это просто история уличной ссоры, и только, - пьеса, абсолютно непостижимая с точки зрения классических канонов. Интерес ее заключается не в том, что будет и чем все закончится, а в самих сценах, где действуют эти славные, вспыльчивые и веселые люди, в нравах и психологии, в характерах, раскрывающихся с такой быстротой, логикой и убедительностью. Гольдони словно возрождает средневековую традицию комедии-обозрения, свойственную и французскому и немецкому средневековому театру и сохранившуюся в итальянском ярмарочном театре XVII—XVIII веков, но возрождает, конечно, на совершенно новом основании.
что народ узнавал себя в каждой сцене спектакля. «Великую похвалу заслуживает автор, который из ничего сделал приятнейшее развлечение».
Нужна была изумительная творческая смелость и огромная энергия, чтобы, борясь с комедией масок, в то же время нарушить все законы высокой комедии и создать нечто, в истории классического театра небывалое. Отважиться на это мог только тот, кто чувствовал за собой поддержку народа, не интересовавшегося ни правилами, ни жанрами, но с восторгом принимавшего эти правдивые и остроумные картинки жизни.
Чтобы перенести на сцену эту правду венецианских окраин или рыбачьего поселка, одной смелости было недостаточно. Для этого требовались огромная теоретическая работа мысли и долгое творческое развитие. Гольдони непрерывно размышлял о своем искусстве и, трудясь над комедиями, вместе с тем разрабатывал и свою эстетику. Создавая новый жанр комедии без героя и без интриги, Гольдони открыто шел на разрыв с традицией и бросал вызов принятым условностям.
«Дачные приключения» является продолжением «Дачной лихорадки». Гульельмо, скромный молодой человек, приглашенный на дачу Джачинтой только на зло ее жениху, внушает упрямой девушке любовь, которая быстро разгорается благодаря дачной свободе и располагающей обстановке. После многих волнений и борьбы со своей страстью Джачинта делает последнее отчаянное усилие - и Гульельмо уезжает со своей невестой Витторией. Джачинта остается одна. «Наконец-то я могу дать волю своим слезам!» - восклицает она и продолжает, обращаясь к публике: «Почтеннейшие синьоры, здесь автор пьесы, собрав все силы своего воображения, написал для меня длинный, полный отчаяния монолог, который выражает борьбу чувств и героизм, смешанный с любовью. Но я сочла за лучшее опустить его, чтобы больше вам не надоедать. Пьеса кажется незаконченной, но на самом деле она закончена, так как тема дачных приключений завершена. Если что-нибудь осталось невыясненным, то об этом, может быть, будет рассказано в третьей пьесе о дачной жизни».
Такая концовка как будто возвращает нас к старой испанской комедии, в которой актеры просили зрителей быть снисходительными и простить ошибки автора. Но Гольдони имел другие намерения.
Отправив Гульельмо с Витторией и оставив Джачинту одну, он как будто прервал комедию на самом интересном месте, не закончил интриги. «Чтобы предупредить жалобы ригористов», то есть приверженцев традиции, Гольдони вложил в уста своей героини обещание новой, третьей комедии на тот же сюжет. «А между тем главное действие пьесы действительно совершенно закончено. Женитьба Леонардо на Джачинте и Гульельмо на Виттории совсем не являлась главной моей задачей. Мне хотелось в первой пьесе ознакомить зрителей с безудержной страстью итальянцев к дачным развлечениям. А во второй пьесе я хотел показать опасности неограниченной свободы, царящей во время увеселений. Я выполнил свою задачу и готов был написать целый трактат в защиту того, что обе мои пьесы совершенно закончены». 108
Законченными эти пьесы могли бы считаться только с точки зрения новой поэтики, согласно законам нового жанра, который Гольдони создавал.
В «Дачных приключениях» много действующих лиц, столь же интересных, как Джачинта, Леонардо и Гульельмо, но совсем иных: старушка-тетка, дачники, соседи и толпа слуг. В предисловии к «Дачным приключениям» Гольдони дал более широкое и точное название новому жанру: это «комедия коллективная», так как героем ее является не один какой-нибудь персонаж, а целая группа их, общество, показанное в той или иной ситуации. Это «комедия среды».109 художественного развития Европы, и самое искусство, к которому с таким упорством и страстью пробивались великие мастера следующего века.
Творчество Гольдони давно и неуклонно развивалось в этом направлении. В 1751 году в предпоследнее воскресенье карнавала, он вышел на улицу в поисках сюжета для шестнадцатой комедии, которой должен был закончиться сезон. На площади св. Марка, у ограды башенных часов, он встретил оборванного, грязного, длиннобородого армянина, торговавшего бобами. В Венеции все его знали, и когда кто-нибудь хотел посмеяться над девушкой, искавшей жениха, то предлагал ей в мужья этого торговца. Так, на шумной площади Гольдони нашел сюжет своей комедии «Бабьи сплетни». Она возникла в толпе и своим героем имела толпу. Конечно, Кеккина — чудесная девушка, и ее замужество очень интересует зрителя. Но центром пьесы все же являются венецианские кумушки. Они переносят из дома в дом нелепые сплетни, которые в своем приливе и отливе все время меняют направление действия и определяют судьбу сердитой Кеккины. От «Бабьих сплетен» открывался прямой путь к «Перекрестку» и к «Кьоджинским перепалкам». Вскоре по приезде в Париж, через два года после «Перепалок», Гольдони написал комедию «Веер» (1763).
Попытавшись поставить в Итальянском театре писаную комедию и потерпев неудачу, Гольдони смирился и стал сочинять сценарии. Но актеры и с ними не могли справиться. Они почти так же не умели импровизировать, как и заучивать роли. Гольдони решил написать сценарий, по которому могли бы играть даже бездарные актеры. 18 апреля 1763 года он писал маркизу Альбергати Капачелли: «Я задумал новый жанр комедии, чтобы хоть что-нибудь выжать из этих актеров. Они не могут заучить написанной роли, не могут играть длинных сцен с разработанным диалогом. Поэтому я написал комедию, состояющую из многих сцен коротких, острых, полных непрерывного действия, непрерывного движения, так что актеры больше должны двигаться, чем говорить. Комедия называется «Веер».
Эта комедия не имела успеха в Париже, и Гольдони послал ее в Венецию. В письме к Шульяге от 27 ноября 1764 года он не скрывал своего удовлетворения: «Это большая комедия, большая комедия... Вам уже известны подобные ей, например, «Английский философ», «Перекресток», «Кьоджинские перепалки», но в этой действие развивается еще более последовательно».
С «Английским философом» эту комедию роднит быстрота действия, быстрая смена ситуаций и неменяющиеся декорации. Но по существу «Веер» принадлежит к той же группе народных комедий, что «Кьоджинские перепалки» и «Перекресток».
сапожника. При поднятии занавеса на сцене находятся все действующие лица. Каждый занят своим делом: аптекарь что-то толчет в своей ступке, сапожник колотит по колодке, граф читает басню, двое молодых людей пьют кофе, Джаннина прядет, Сузанна шьет, трактирщик записывает расходы, Мораккьо кормит собаку, Скавеццо ощипывает курицу, Тоньино подметает пол. Действие начинается продолжительной паузой; все молчат, «чтобы дать публике возможность ознакомиться со сценой».
Разговор начинается с каких-то пустяков. «Нравится ли вам кофе? Браво, Лимончино, вы сегодня прекрасно его приготовили!» Но Лимончино, слуга гостиницы, обижается: «Прошу вас, не называйте меня этим дурацким именем Лимончино». — «Хорошо, — говорит барон, отпивая кофе, — теперь я буду называть вас Апельчино». Лимончино сердится, сидящая на террасе прекрасная Кандида смеется, граф просит аптекаря не стучать, - и в разных концах сцены вспыхивает разговор, искорками перебегающий от одной группы к другой и захватывающий всех. Персонажи тотчас проявляют свой характер, свой образ мыслей и свои тайные надежды.
Кандида роняет с террасы на улицу веер. Эваристо покупает в лавке другой, чтобы заменить им сломанный. Он просит молодую крестьянку Джаннину передать этот веер Кандиде. Но поклонники Джаннины ревнуют ее к Эваристо, Кандида ревнует Эваристо к Джаннине, - и веер, сломавшийся, купленный, отданный, украденный и найденный, создает интригу, вовлекающую в головокружительно быстрое действие всех персонажей; он вызывает сплетни, подозрения, раздоры, драку и, наконец, возвращенный по назначению, приводит все к благополучному концу.
Действие как будто вращается вокруг какого-то невесомого вздора, и интерес комедии заключается только в искусно построенной интриге. Но дело совсем не в интриге. Перед зрителем с необычайной яркостью встают изумительные типы, вырванные из повседневной итальянской жизни, вернее, перенесенные на сцену вместе с этой повседневностью. Двумя штрихами, действием, несколькими вложенными в их уста словами созданы живые люди. Они движутся в серии увлекательных сцен, объединенных легким и забавным сюжетом, поучительных в своей социальной выразительности и психологической остроте. И здесь тоже нет героя. Есть уличные сценки, картинки итальянской дачной жизни — социальная панорама целой страны, широко раскрывшаяся на крохотной деревенской площади.
Так в комедии Гольдони все свободнее вторгается толпа, темпераментная, социально дифференцированная, разнообразная по психическим особенностям составляющих ее людей. Каждая пьеса показывает новый аспект психологии, новый оттенок чувства и вместе с тем предлагает зрителю новый урок и еще не знакомое художественное пере. живание. Место действия становится все более емким, конкретизированным, социально значимым; оно живет вместе с героями и само характеризует среду в самых различных ее разрезах. Герои занимаются своими делами, столь обыденными, что зрителя сразу захватывает острое ощущение жизни. На сцене в своей обычной суете плещется смешная, наивная, трогательная повседневность.
99. Комедия переведена на русский язык с небольшими сокращениями А. Н. Островским под названием «Кофейная".
100. "Мемуары», т. II, стр. 63.
101. "Мемуары», т. II, стр. 64.
102. «Комический театр», д. 1, явл. 2-е.
«Мемуары», т. II, стр. 310. Tabernaria - комедия, действие которой происходит в таверне.
104. Предисловие к комедии «Кьоджинские перепалки» (Ed. mun., T. XIX, стр. 13).
105. Предисловие к «Перекрестку», 1757 (Ed. mun., T. XIII, стр. 293).
106.«Мемуары», т. II, стр. 373.
—373
«Мемуары», т. II, стр. 270.