Приглашаем посетить сайт

Реизов Б.Г.: Карло Гольдони.
Часть 4.

Часть: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16

4

Многие осмеянные Гольдони уродства современной жизни могли бы теперь, на двухвековом отдалении, показаться пустяками, мелкими гримасами быта или капризом отдельных, сумасбродов. Однако в свое время это были серьезные «язвы», характерные не только для Италии, но и для Европы и вызывавшие пристальное внимание моралистов и законодателей. Осмеивая эти пороки, Гольдони создал сатирическую энциклопедию жизни XVIII века, вызывавшую сочувствие не только просвещенных болонских сенаторов и венецианских проповедников, но и французских философов.

Иногда трудно бывает представить значение этих мелочей и курьезов. Страсть к азартным играм - как будто факт слишком ничтожный, чтобы о нем следовало серьезно говорить. Между тем Гольдони посвятил этой страсти две свои комедии («Кафе» и «Игрок») и постоянно возвращался к ней в ряде других («Женщина что надо», «Приятная женщина», «Честная девушка», «Хорошая жена» и т. д.). Сам Гольдони стал однажды жертвой игры, о чем он и рассказал в своих «Мемуарах».

В Венеции игра разоряла целые семьи. Гольдони предполагал, что его комедия «Игрок» должна была вызвать неудовольствие очень влиятельных лиц, так как этой страстью была захвачена значительная часть венецианской аристократии. В городе насчитывались десятки игорных домов, и особенно славилось знаменитое Ридотто, находившееся в палаццо Дандоло. Это был государственный игорный дом с несколькими огромными залами, где за карточными столиками держали банк венецианские патриции. В 1774 году правительство закрыло Ридотто и запретило азартные игры, так как карточная игра подрывала экономическую жизнь города. Приблизительно в то же время азартные игры были запрещены и во Франции. Обширная публицистическая и художественная литература, посвященная азартной игре, свидетельствует о том, что современники воспринимали ее как общественное бедствие.

— отдых на даче в летнее время. Однако «дачная лихорадка» в Италии вообще и в Венеции в особенности приобретала угрожающие формы. Роскошные виллы, расположенные по берегу Адриатики, стоили огромных денег. Дачная жизнь превращалась в непрерывное празднество, подрывавшее состояние людей среднего достатка.

Борьба с роскошью происходила во всех странах Европы и имела немаловажное общественное значение. Отсюда множество публицистических сочинений, предлагавших те или иные средства лечения этой «болезни», от которой одни только законодательные акты, конечно, спасти не могли.

Страсть к развлечениям особенно характерна была для Венеции. Во многих комедиях Гольдони говорится о роскоши, о разорительных модах, о кафе, составлявших предмет размышления венецианских моралистов. Гаспаро Гоцци в своем журнале «Венецианский наблюдатель» пишет ироническую похвалу кафе, которые рассеивают меланхолию, позволяют жить вне дома, забывать о делах и семье и проводить время в праздности и злословии. Модный в то время напиток кофе и еще более модный шоколад пили в Венеции в двухстах кафе, и венецианский сенат, обеспокоенный тем, что кафе растут, как грибы, буквально на каждом шагу, запретил открывать в городе новые заведения подобного рода. Гольдони, так же как и все итальянцы, часто посещал эти заведения и поэтому, видя их отрицательные стороны, не хотел изображать их в слишком уж черном свете. За столиками своего кафе он свел его завсегдатаев — проигравшегося игрока, которому стыдно идти домой, мошенника, бежавшего от жены и нашедшего здесь пристанище, сплетника и клеветника, который нашел здесь удобное место деятельности. Но, с другой стороны, хозяин кафе - воплощенная честность и доброта: в трудные минуты он помогает своим клиентам и даже устраивает их семейные дела ко всеобщему благополучию.

Гольдони неоднократно возвращался к проблеме женского воспитания, которую тогда усиленно обсуждали. В комедии «Отец семейства» он говорит о развращающем влиянии монастырского воспитания. Слово «монастырь» на итальянской сцене произносить было запрещено, поэтому донна Розаура получает воспитание в доме своей тетки, в «обители», «полной благонравия и добрых примеров». В этой «обители» Розаура усваивает довольно мерзкий образ мыслей, научается лукавству и эгоизму, перестает уважать отца и думает только о выгодном замужестве. В монастыре она встречается и с мужчиной, который, охотясь за приданым, хочет ее обмануть и погубить.33

В комедии «Отец семейства» Гольдони хотел показать Преимущества домашнего воспитаний перед воспитанием в монастыре: «Публика отлично поняла мою мысль и выразила ей свое одобрение».34 патриархальные нравы, как будто прямо противоречившие просветительским лозунгам индивидуальной свободы и равенства.

Культурная жизнь Италии также вошла в круг внимания Гольдони. В «Комическом театре» он подверг критике не только комедию дель арте, но и традиции актерской игры и нравы кулис. С особой силой он изобразил этот мир в комедии «Импрессарио из Смирны».

Театр был, пожалуй, самой живой областью духовной культуры Италии. Поэзия влачила жалкое существование. Правда, стихи писали по каждому поводу, начиная от избрания дожа и кончая семейным праздником. Эта поэзия «на случай» была как бы приправой к увеселениям и оплачивалась заказчиками, как редкостные рыбы, доставляемые к праздничному столу, или платье, заказанное знаменитому портному. В каждом городе существовали свои поэтические академии местного значения. Это было нечто вроде литературных клубов, члены которых читали друг другу свои стихи и обсуждали в ученых или шутливых трактатах вопросы поэтики. Римская академия «Аркадия» имела свои филиалы и в других городах. Общественный смысл всей этой поэзии в разных случаях был различен, но и темы, и интересы академиков редко выходили за пределы академии, занятие поэзией было лишь развлечением довольных жизнью светских людей, а поэтическая полемика, в которую они иногда вступали, очень напоминала крохоборство.

Гольдони тоже был «аркадским пастушком», то есть членом «Аркадии», под именем Поликсена Фегейского. Он сам смеялся над этой игрой в поэзию и над этим маскарадом, которые скорее препятствовали развитию поэзии, нежели способствовали ему. Впрочем, одна из таких бурлескных академий, венецианская Академия гранеллесков (пустословов) сыграла в его жизни некоторую роль.

Она была основана в 1740-х годах и ставила своей задачей возродить чистоту итальянского языка XV-XVI веков. Вместе с тем, ориентируясь на старинную итальянскую литературу, гранеллески решительно отвергали всякие иностранные влияния, будь то влияния рационалистического французского классицизма или английского романа с его чувствительностью и картинами буржуазной жизни. Шутливая и сатирическая поэма была излюбленным жанром гранеллесков, оказавшихся, впрочем, удивительно бесплодными в литературном отношении. Из членов этого общества только двое были писателями-профессионалами. Это были два брата Гоцци: Гаспаро, друг и сторонник Гольдони, и Карло, его смертельный враг.

«Труды» этой академии представляли собою анонимные сатирические листки, заполненные эпиграммами, шутливыми рассуждениями, иронической критикой современных писателей. Заседания академии носили совершенно шутовской характер.

в комедии «Поэт-фанатик».

Итальянцы, гордившиеся своими предками-римлянами, живущие в местах, воспетых древними поэтами и описанных древними историками, раньше других народов занялись археологией, которая первоначально была археологией классической. Эта наука ведет свое происхождение от эпохи Ренессанса, но в XVIII веке археология входит в моду и увлекает умы - если не так властно и широко, как карты, то, пожалуй, не меньше, чем академическая поэзия. Дилетанты XVIII века, положившие начало музейному делу и научному коллекционированию, заражали своей страстью людей, ничего не понимающих ни в искусстве, ни в старине. Антикварий, делающий какие-то немыслимые открытия, путающий даты и покупающий за огромные деньги самые грубые подделки, — явление, в то время довольно распространенное. Гольдони изобразил такого любителя в комедии «Семья антиквария, или Свекровь и невестка» (1750). Граф Ансельмо Тераццани пренебрегает хозяйственными и семейными делами ради своих фальшивых редкостей и растрачивает состояние на покупку всякого хлама. В конце комедии понимающие люди раскрывают глаза ему, и он излечивается от своей страсти, к счастью для самого себя и для своей семьи.

Самым своеобразным явлением Италии XVIII века был чичисбеизм. Итальянцы утверждали, что он связан с испанским завоеванием. Каждая знатная дама должна была иметь своего bracciere — дворянина, который подавал ей руку в торжественных случаях, вел к столу, усаживал в карету. Вскоре этот обычай вошел в быт с несколько измененной функцией. Bracciere-чичисбей проводил с дамой своего патрона или такого же дворянина, как и он сам, почти весь день. Он вел ее в театр, развлекал ее, распоряжался в ее доме, следил за слугами, читал ей романы, затягивал шнуровку и наклеивал мушки. Муж этой дамы выполнял те же обязанности по отношению к чужой жене. Любовная связь с чичисбеем была не обязательной, но довольно обычной. Чичисбеизм был широко распространен в дворянской среде. Часто при заключении брака в контракте указывалось имя официального чичисбея. Иногда дама имела двух или трех угодников. Утомительные обязанности чичисбея требовали целого дня, а самый этот обычай мог существовать только в совершенно праздном, безнадежно пустом обществе, лишенном каких-либо серьезных интересов. Занятия чичисбея отлично изображены в поэме Парини «День» и в поэме Байрона «Беппо». Просветители постоянно выступали против чичисбеизма именно потому, что никакой серьезный труд, никакая культура, никакие интересы не могли распространяться в обществе, в котором мужчины все свое время проводили в будуаре, удовлетворяя капризам дам согласно смешному и весьма утомительному ритуалу.

Гольдони одним из первых начал борьбу с этим бедствием. Чтобы не слишком возбуждать против себя дворянское общество, он должен был назвать свою комедию, специально посвященную этому обычаю, не «Чичисбей», как он сперва предполагал, а «Кавалер и дама» (1750). Тем не менее эта комедия вызвала крайнее недовольство среди заинтересованных лиц. «Знатные господа, - пишет Гольдони, - угрожали мне местью за то, что я высмеивал чичисбеев и не щадил аристократию. Я не имел ни малейшего желания просить у них извинения за это и еще меньше собирался уступать».35

«Врагами Гольдони, кроме пуристов, - писал Капачелли Вольтеру, - являются множество знатных людей обоего пола, которые взывают о мести по той причине, что Гольдони дерзает выводить на сцену графа, маркиза и даму со смешными и порочными свойствами, которых среди нас нет или, если есть, то не подлежат исправлению... Гольдони прикинулся глухим и продолжал свое дело, благодаря чему и приобрел репутацию писателя, достойного восхищения, и живописца природы».36

Каждая новая пьеса Гольдони вызывала в обществе некоторый резонанс, иногда довольна значительный. Его обвиняли в безнравственности, в неверии, в подрыве основ, ему угрожали убийством и требовали репрессий. В Венеции еще функционировали знаменитые пьомбы, куда сажали время от времени какого-нибудь богохульника или авантюриста. Была и «львиная пасть», куда опускались доносы. Сохранился и «мост вздохов», с которого когда-то слышны были стоны осужденных тайным трибуналом. Но время особенно страшных репрессий прошло, и недовольство какого-нибудь патриция могло грозить сравнительно мелкими неприятностями. Все же Гольдони принужден был лавировать и искать себе покровителей. Таких покровителей, высоко ценивших его талант, было немало, — об этом свидетельствуют посвящения, которыми он снабдил каждую комедию в собрании своих сочинений. Это целая галерея патрициев, сенаторов, графов и маркизов, самые имена которых должны были предохранить автора от тяжелых обвинений. Среди этих «сиятельств» и «превосходительств» изредка встречаются имена крупных писателей и ученых.

Так этими мягкими, полными юмора комедиями, речами смешных, причудливых и добродушных персонажей, шутками и забавными положениями Гольдони разрушал древние предрассудки, расшатывал основы целого общества и воспитывал сознание поколения, которое в недалеком будущем сделает попытку освободить и перестроить Италию на новых началах.

Примечания.

«Мемуарах» (т. 1, стр. 173-176).

«Мемуары», т. II, стр. 135.

35. "Мемуары», т. II, стр. 242 (ср. стр. 42).

36. Письмо к Вольтеру (Ed. mun., T. XVII, стр. 107-109).

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16