Приглашаем посетить сайт

Романчук Л.А. Творчество Годвина в контексте романтического демонизма
1. 4. Своеобразие отражения демонических мотивов в творчестве Годвина

1. 4. Своеобразие отражения демонических мотивов в творчестве Годвина (c. 36-38)

Одним из первых романистов, кто разрушил биполярную архетипическую схему, базирующуюся на противопоставлении двух героев: плохого и хорошего, - был Годвин. Подобная тенденция отмечается уже в творчестве писателей-просветителей. Однако они "взламывали" биполярность изнутри негативного персонажа, фиксируя наличие в его душе позитивного начала (Роксана Дефо). Годвин же идет от обратного, обнажая в душе и последствиях действий позитивного героя демоническое начало. Творчество Годвина, стоявшего на рубеже веков, тем и интересно, что последовательно и емко отражает процесс перехода от старых архетипических схем к новым мифологемам.

"Калеб Уильямс" (1793) он дал великолепный образец типично "демонической" игры, ставшей впоследствии основой романтического мировидения. Причащение ко злу происходит как бы невзначай, на уровне игры. Калеб первоначально и не ставит своей целью разоблачение Фокленда или торжество правды, он именно играет, хотя ставкой в этой игре является его жизнь. Оттого, приведя Фокленда к окончательному поражению, он неожиданно ощущает пустоту и сожаление: игра закончена, что делать дальше? Биполярная схема в годвиновской интерпретации приобретает ярко выраженный монополярный вид. Совмещение в одном и том же персонаже позитивного и негативного начала, героя и антигероя, преступника и жертвы, предопределившее знаменитое романтическое двойничество, открывает в каждом человеке многомерную бездну, в которой все смешано, все хаос. У Годвина отсутствует разделение на положительных и отрицательных героев. Интеллектуал Калеб Уильямс в его детективе "Калеб Уильямс", кажущийся поначалу воплощением положительных качеств, является, как помним, злым гением Фокленда, а преследующий его убийца Фокленд в прошлом обладал безукоризненной репутацией и достоинствами. В романе "Мандевиль" "демонический персонаж" Чарльз Мандевиль - глубоко несчастное и одинокое существо, с детства обреченное на непонимание и отчуждение, а положительный, противостоящий ему герой Клиффорд - воплощение благородства и честности - представляет своего рода куклу, автомат, не испытывающий особых эмоций и страданий и спокойно наносящий роковой удар психически больному Чарльзу в финальной сцене.

"демонической" игры на мировом уровне будет продолжен в романе "Сент-Леон" (1799), где охваченный азартом герой попытается сыграть со всем человечеством в придуманную им авантюрную игру (Испытав разочарование во Французской революции, Годвин, несомненно, должен был придти к убеждению, о демоничности любых попыток насильственно изменить естественный ход исторического развития. Это убеждение, по сути, и было положено в основу его романа. И именно в этом контексте, помимо прочего, следует "прочитывать" демонизм Сент-Леона). В "Мандевиле" (1817) аналогичная игра будет перенесена в сферу психологии, во "Флитвуде" (1805) - в семейную сферу и т. д.

Сама демоническая тема у Годвина с самого начала обретает обытовленный ракурс, лишь много позже получивший широкий резонанс. Если у ранних романтиков конкретная человеческая личность, как пишут Г. Литовченко и А. Стрельская, "обретает символические черты, становится воплощением боготворчества и демонизма" [89. С. 86], а сам человек поднимается до значения мифа, метафизического образа (Манфред Байрона, Мельмот Метьюрина, Медард Гофмана, Байрон Ламартина, сверхзлодеи Гюго), то у поздних романтиков и последующих писателей-реалистов происходит, напротив, обытовление аллегорических мотивов (демонические персонажи Гоголя, Мельмот Бальзака, бесы Достоевского), а конкретная символика образных рядов заменяется идейной символикой с "плавающими" смысловыми константами и размытой, сливающейся антиномией, переходящей в синонимию (добро оборачивается злом, а зло переходит в статус добра). А. В. Карельский справедливо отмечает, что тенденция "к "приватизации" романтизма оказалась одной из самых характерных в литературе 30-х гг."

"Сент-Леон" обладает внешностью безобидного таинственного незнакомца, отягощенного старостью; прозаический и будничный облик провинциального ростовщика придает черту Шамиссо в новелле "Удивительная история Петера Шлемеля" (1814), где черт представлен как молчаливый господин в летах. Тенденция к "секуляризации" дьявола в европейском искусстве берет исток в смеховой средневековой культуре, придающей дьяволу комические черты и тем самым сближающей его с человеком, делая его более доступным и близким, чем Бог. "Сближению" человека с дьяволом, как отмечает Ю. Сандулов, способствовала и народная тенденция к "фольклоризации" образа дьявола, благодаря чему "абстрактный христианский образ дьявола приобретал свою конкретику за счет "подпитки" фольклорными мотивами, имевшими языческие корни, а тогда уже сам начинал внедряться в народное творчество как образ, воплощающий целостность зла" [125. С. 119].

"секуляризации" и "обытовления" привел к утрате дьяволом своего собственного, личностного вида (оболочки) и замене ее человекоподобной плотью с особым энергетическим потенциалом (таковы получившие распространение в литературе образы "лишнего человека", бунтаря, богоборца, преступника-интеллектуала, "злого гения"). Впоследствии он утратит и это. Тенденция к обытовлению образов дьявола тесно связана также с тенденцией к размыванию граней между былыми контрастными определениями добра-зла, высокого-низкого, красивого-безобразного, присущей романтизму. Подобная тенденция задолго до стадии зрелого романтизма получила образное воплощение в творчестве Годвина.