Сергеев
-- идейный в советском смысле слова поэт. Или как тогда таких звали с полунасмешкой, полуважением - коммунист: человек, для которого партбилет в кармане - это не картбланш на получение жизненных благ, и для которого слова "Если надо значит надо", "Коммунист - это тот, которорый всегда там, где трудно". Из-за этой идейности часто был не в ладах с официальными структурами. Что нашло яркое отражение в его перестроечных мемуарах "Бобровая охота". Коллеги его также не любили, ибо своей принципиальностью он мешал им жить. Охотно помогал молодым, но только тем, кто разделял его жизненные позиции. Между прочим настоял на публикации книги Яненко, с которым постоянно цапался и который был законченный индивидуалист, но человек как и Сергеев честный и бескомпромиссный в своем индивидуализме.
И еще Сергеев много переводил. С венгерского и болгарского делал подстрочники, которые потом выходили в центральных издательствах под именами и фамилиями московских переводчиков. С языков народов СССР переводы выходили под его именем. Особенно много было переводов с чукотского. Кымытваль было его любимым авторов, с которым Сергеев не расставался до конца жизни. Правда, чукотский он знал с пятого на десятое, хотя и работал несколько лет на Чукотке в красной яранге (род избы-читальни). Но к переводам относился очень добросовество.
Обычно переводчики с языков народов СССР пользовались подстрочниками, предоставляемыми им авторами. Которые они лишь худо-бедно олитературавили. Сергеев также работал с подстрочниками, но на его столе обязательно было два чукотско-русских словаря: один изданный Академией наук, а другой напечанный на машинке его собственный, куда он заносил слова и обороты, клторые узнавал из общений с чукчами. А еще он выучил узбекский язык, читал и даже переводил для себя Фурката, Хамзу, Мукими, Гафури (в издательствах эти авторы давно были захвачены московскими переводчиками, куда они чужаков не пускали ни под каким видом). Это ему здорово помогало при переводе тюркоязычных поэтов, а Кымыталь даже хвалил его, что он через этих поэтов и ей помогает изобретать более точные слова и ыражения на ее родном чукотском.
И, разумеется, все свои переводы согласовывал с авторами. Да делал это так рьяно, что однажды, как ходил анекдот, Кымытваль даже отказалась ехать в Москву на совещание писателей, узнав, что на нем будет и Сергеев. "Ну вот. Я хочу отдохнуть в столице, а он привяжется со своими моими переводами, и как не говори ему, что все и так хорошо, пока своего не добьется, не отстанет".
эпатажности к тогдашним партийным бонзам. Сталин был кумиром советской номенклатуры брежневских времен. Но вслух об этом говорить было нельзя, поэтому хотя сергеевский эскападам и сочувсттвовали, но просили попридержать язык. Куда там. Сергеев цитировал Сталина к месту и не к месту. На какой основе у меня, редактора Алтайского книжного издательства даже возник конфликт. Сергеев приводил в своей документальной повести старинную басню, самого незамысловатого содержания. Но не к селу ни к городу приплел, что это любимая басня Сталина. Я убрал это предложение из текста: Сергеев в кошки-дыбошки. Мне было глубоко наплевать, кого он там цитировал, но своя рубашка ближе к телу. И в конце концов Сергеева отклонили. Так мне он этого и не простил до конца жизни.