Соколов В.Д. Вечные сюжеты.
Р. Бернс. "Стихотворения, написанные преимущественно на шотландском диалекте"

Р. Бернс.
"Стихотворения, написанные преимущественно на шотландском диалекте"

О содержании сборника рассказать легко. Поэт пишет о любви и дружбе, родине, природе, много жанровых зарисовок, эпиграмм, стихов на случай: все то же самое, что и у других поэтов от начала литературных времен до их скончания.

Впервые стихи были опубликованы в 1786 году, и было бы большим искажением истины сказать, что сразу же прославили поэта, ибо он уже успел прославиться по всей Шотландии до публикации сборника, который скорее засвидетельствовал его славу, чем положил ей начало. Особой загогулиной сборника было то, что написаны они были на шотландском языке или диалекте - этот называют и так и этак. Чтобы понять революционный характер сборника, нужно учесть, что шотландский язык и литература считались почти что вещами несовместимыми.

Бернс и шотландский язык

В необходимой исторической справке укажем, что до VI века Британию населяли бритты - кельты. После ухода римлян на их место пришли германские племена англов, саксов и ютов, и вырезав почти все коренное население острова стали его полновластными хозяевами. Однако в Шотландии это дело не выгорело. Англам удалось закрепиться лишь на небольшой территории в зоне современного Эдинбурга, остальную часть страны кельты сохранили за собой, да и район Эдинбурга в нач XI они вернули себе. А вот языка и культуры не сохранили, и где-то в XI-первой половине XII в шотландские кельты вдруг поголовно переняли обычаи и язык англов. Тот язык, которым они стали говорить, и который назвали шотландским, есть по существу диалект английского языка. За прошедшие века этот диалект так и не сумел организоваться в полноправный язык, ибо более или менее грамотные, а тем более культурные шотландцы, упорно употребляли язык английский. Такое положение оставалось и во времена Р. Бернса: по-шотландски говорило лишь самое необразованное простонародье, а вся культурная часть общества была сплошь англоязычной. Только ради смеха или любопытного исторического факта можно назвать шотландскими писателями великих современников Бернса Адама Смита или Д. Юма.

Правда, некоторые литераторы (Рамзей, Фергюссон) все же пытались писать по-шотландски, но дальше приколов дела не шли: шотландский в их исполнении годился лишь для кухни и кухонной тематики.

Бернс воспринял эту эстафету и яростно попытался вдохнуть жизнь в шотландский язык. Бернса выставляют, и что удивительно, не только советские, но и англоязычные литературоведы, как образец поэта, пришедшего от сохи, поэта со своей неповторимой тематикой, с языком народа, который он впитал с молоком матери и сумел сделать языком подлинной великой литературы. "Бернс - это поэт вселенского масштаба. Но не подобно Гете в звездах, и как Байрон - в океане, или Мур в изнеженном Востоке, а в домашнем пейзаже, который бедняк видит вокруг себя - бледные мили пастбищ и загонов, лед и болота, и дождь и ледяные ручьи" (Эмерсон).

Но это совершенно противоречит фактам. Учился Бернс в школе, где преподавание велось на английском, и уже в школьных тетрадках он практически не делал ошибок: учитель ставил в грамматическом плане маленького Робина в пример его более нерадивым и тупоголовым товарищам. И начинал писать Бернс по-английски. Когда он перешел на шотландский, неизвестно, если судить по датам, но точно известно, если судить по стихам. В одном из ранних рукописных сборников поэта, еще писанных для себя, обнаружилась длинная сентиментальная слащавая элегия, написанная на смерть его любимой овечки Мэйли (не путать с той же элегией, позднее обработанной Бернсом и помещенной в его каноническом сборнике 1786 года). Поэт набросал уже 66 пропитанных слезным умилением строк, а все никак не мог остановить понос ламентаций, как вдруг элегия в рукописи резко обрывается на полуслове, и, не отходя от кассы, в той же тетрадке поэт начинает писать ее по-новой, но уже не на английском языке со всеми полагающимися сентиментальными штампами, а на шотландском диалекте, и уже не в сентиментальном, а в смешанном юмористическо-лирическом ключе, где сквозь слезы проглядывает невольная улыбка, а улыбка смягчается слезами. Причем начал писать 6-строчником с двумя укороченными строками, которым до того не писал совсем и который потом стал его фирменным размером:

в учебниках). Рукопись отразила волнующий момент вдохновения, когда разом поэт вдруг обрел свой стиль, свой голос, свою судьбу.

Не отказываясь в дальнейшем от грубо-юмористической, гротескной линии своих предшественников:

Когда волочиться я начал за нею,
Немало я ласковых слов говорил.

Но более всех

имели успех

слова:

"Мы поженимся Шейла О'Нил"

Бернс, тщательно собирая и обрабатывая народные песни, стихи и, особенно, такой почти сугубо национальный жанр поэзии, как баллады, осмелился впихнуть на шотландском и самую серьезную поэзии. Юмор, драма, пафос, лирика - поэт мастерски играет на всех регистрах человеческих чувств и мыслей:

Об этой девушке босой
Я позабыть никак не мог.
Казалось, камни мостовой
Терзали кожу нежных ног.
Такие ножки бы обуть
В цветной батист или атлас,
Такой бы девушке сидеть
В карете, обогнавшей нас.

И все же шотландскому диалекту пусть и оказалось под силу многое, но далеко не все. В конечном итоге это был язык простонародья, сочный и интересный в деталях (интересный и сочный потому что отличный от литературного), но слишком грубый и необработанный для выражения тонких психологических переживаний или философских размышлений. Это остро чувствовал и сам поэт, и потому где ему не хватало прямого шотландского топора, чтобы рубануть, так рубануть, он брал в руки английский скальпель. Порою даже в одном стихотворении, как например, в "Горной маргаритке, которую я примял своим плугом". Первые четыре строфы, изображающие обыденную ситуацию, написаны по-шотландски, а следующие, где поэт ударяется в общефилософские рассуждения о бренности земного удела, не выдержавший испытания столь сложной темой, родной язык уступаете место не родному:

При этом Бернс, человек широко образованный и культурный, насытил до краев свои размышления культурными аллюзиям и цитатами: так, wrenched of every stay but Heav'n"Времен года" английского поэта, очень любимого Бернсом - Томсона: deprived of all/Of every stay innocence and Heaven".

Прижизненная и посмертная слава

оправдывая знаменитую цитату "никогда ничего не берите у начальников, придут и сами все дадут..", шотландскими лэрдами (среди которых был даже один лорд: не путать его с "лэрдами"-- простыми шотландскими помещиками) была собрана по подписке довольно-таки значительная сумма, часть которой была истрачена на издание роскошного сборника, а часть на гонорары самому поэту. Бернс был принят во всем литературном Эдинбурге, который тогда так же, как и Барнаул через полстолетия, именовали "северными Афинами", ему нашли выгодное местечко акцизного чиновника.

И в оправдание той же цитаты (".. но и тогда ничего не берите") поэту указали на недопустимость многих его стихов, публикации которых любителям шотландского диалекта пришлось дожидаться почти столетие (аж в 1909 к 150-летию поэта вышло его необрезанное полное собрание сочинений, в т. ч. и поэтическое). Многим из его высоких покровителей, надо полагать, не могло прийтись по нраву:

"Король лакея своего назначит генералом,
Но он не может никого назначить честным малым.
При всем при том, при все при том,

Бревно останется бревном
И в орденах и в лентах".

А когда в 1790 анонимно появилась его "шотландская марсельеза", он был вызван перед разъяренные очи начальства, где вынужден был поклясться, что эти стихи не его, а написать такие звучные запоминающиеся стихи на шотландском диалекте может де любой. На чем расследование и закончилось - его заверениям поверили, но попросили, чтобы в дальнейшем на подобные темы такие звучные запоминающиеся стихи на шотландском диалекте больше не появлялись.

После смерти Р. Бернса его популярность мало-помалу превратилась в обожествление. В Эдинбурге существует целая библиотека, куда собирается все издания Бернса и о Бернсе, в каком бы маленьком уголке земного шара они не выходили (понятно, русские переводы занимают там почетное место), его именем названы два города, а день рождения - 25 января - празднуется в Шотландии как национальный праздник.

и даже отвоевавшие себе свой собственный парламент, распущенный еще в 1707 году, до сих пор говорят по-английски, оставив с социологических опросах лишь 4 процента понимающих шотландский. Правда, отчет шотландского правительства за 2008 с гордостью показал, что 306 учеников уже считают этот язык (обязательный для изучения в школах Шотландии) родным, и это ровно в 306 раз больше, чем 10 лет назад (условно принимая 0 за 1).

А некоторая группа упорных писателей пишет на этом языке и даже добились кое-какой славы - в переводах на английский язык, разумеется. Один из них, В. Л. Лоример, в 1983 перевел на шотландский Евангелие, другой Р. Вилсон в 2004 - рубаи. Переведены Мольер, Катулл, другие классики, благо работа эта хорошо оплачивается и позволяет немногочисленным шотландским авторам жить за счет переводов. Ну что ж: пусть таким образом, но Бернс несколько облегчил жизнь своим потомственным собратьям по ремеслу.

Переводы Маршака

Переводили Бернса на русский язык много и неоднозначно. Каждый раз поэт представал перед читателем в новом костюме. У Козлова он был добрым богобоязненным поселянином, у Михайлова гуманистом и просветителем. Багрицкий нарядил его в халат революционера и воинствующего атеиста-богоборца. Признанными считаются переводы Маршака. Маршак и Бернс в русской поэтической традиции - близнецы-браться: когда мы говорим о Маршаке, мы прежде всего имеем в виду Бернса, а когда произносят слово Бернс, то тут уж Маршак даже и не подразумевается, а непосредственно имеется в виду. Единогласно признано, что переводами Маршака на русском языке говорит сам Бернс. Автором этого смелого высказывания является М. М. Морозов, советский литературовед, исследователь Шекспира, характерный прежде всего тонким языковым анализом подисследуемых авторов. Как такому не поверить? А вот верить и не надо.

В восхвалении Маршака явно перегибают палку через край. Доходит до курьезов. В 1982 г "Радуга" выпустила блестящее билингвистическое, отлично откомментированное издание Бернса. И в этом издании воспроизводятся все мифы о поэте-пахаре, о народном характере творчества поэта, и в том числе миф о непревзойденности переводов Маршака. И это при том, что сами же комментарии в этом издании не только не дают никаких оснований к подобным выводам, но прямо опровергают их.

"Горной маргариткой", которую Бернс наполовину написал на шотландском диалекте, наполовину на английском языке, в то время как у Маршака она написана ровным гладким русским литературным школьных учебников. В одном из комментариев сказано: "Здесь Маршак 'облагораживает' резкость и грубость Бернса, употребляя выражения, которые при точной передаче на русский язык звучали бы нецензурно", что странным образом не колеблет общего вывода об идеальности переводов.

Трудно себе представить две более далекие поэтические натуры как вульгарный (не в смысле "пошлый", а в смысле robuste), грубый, резкий, потный Бернс и кабинетный, вежливый, застегнутый на все пуговицы малохольный Маршак (надеюсь, мои читатели достаточно образованы, чтобы не переносить поэтические портреты авторов на их личный облик).

И все же стихи Маршака-Бернса "звучат". Недаром многие из них положены на музыку, недаром их так охотно и интересно читают актеры, недаром Бернс-Маршак так популярен в России. В этих стихах несомненна ярко выраженная творческая индивидуальность. Чья? Маршака, только Маршака. По своей сути он вернулся к первоначальной трактовке шотландского поэта как поэта-пахаря, доброго поселянина. Из породы тех пастушков, которые любят пастушек и пасут нежных овечек на зеленой мураве. Только в духе эпохи Маршак переиначил его в труженика полей, загорелого и пропахшего трудовым потом сына земли ("хвала рукам, что пахнут хлебом"):

Он не имел достатка,

Он требовал порядка.

Поэтический облик Маршака-Бернса - это облик подобного труженика, если принять во внимание, что облик поэта в стихах это не то, каков поэт в жизни, а то, каким ему нравится представлять себя в своих поэтических мечтаниях. Кабинетному Маршаку, по всей видимости, нравилось представлять себя крепким фермером. И в этом мне кажется большая заслуга поэта: переводы должны показывать поэтическую индивидуальность прежде всего переводчика. Стихи - должны быть даже не сначала стихами, и только потом переводами, а и сначала и потом только стихами, хотя бы они и были переводами.