Среди комедиографов периода Реставрации ведущее место, вне сомнений, занимает Уильям Конгрив (1670-1729), талантливый драматург, поэт, театральный деятель, творчество которого представляет один из этапов в развитии европейской комедиографии.
« Из всех английских писателей наибольшей славы в области комедии достиг покойный Конгрив. Он написал немного пьес, но все они превосходны в своем роде. В них соблюдены все правила драматического искусства, а характеры созданы с удивительной тонкостью. В пьесах вас не поразит ни одна дурная шутка, вы находите в них разговор честных людей, поступающих как мошенники: это доказывает, что Конгрив знал своих современников и жил в так называемом хорошем обществе…»
Так писал о Конгриве его современник – великий французский философ и писатель Вольтер.
Опираясь на традиции, Конгрив делал свои произведения чрезвычайно фактурными. Его привлекала обрисовка конкретных социальных типов, и если он разрабатывал традиционные комедийные ситуации, то необычайно заземлял их на английской почве. Предрассудков у Конгрива не было, и пуритан он высмеивал нещадно, но и не щадил светских господ. Мир, каким он являлся после пуританской революции и Реставрации, представал в его произведениях во всей наготе. Комедии Конгрива замечательны своей правдивостью, превосходным подбором и анализом социальных типов, напряженной интригой и остроумным диалогом.
– «либертинажем» и «остроумием» – во многом повлиявшими на комедиографию эпохи. Значительное идеологическое течение, окрашивающее весь XVII век, либертинаж был своеобразным промежуточным звеном между ренессансным материализмом Деперье, Рабле и Монтеня и мировоззрением просветителей XVIII столетия. В Англию это философское течение проникло из Франции, где слово «либертинаж» имело в XVII веке двойное значение: с одной стороны – «вольнодумство», «свободомыслие», с другой –«игривость души», «динамика страстей», «распущенность». Обозначение одним термином двух столь различных понятий имело явно полемический характер, дискредитирующий вольнодумство.
Английский либертинаж со временем обрел особую специфическую форму, называемую «остроумием». В XVII веке слово «wit» (природные способности, ум, остроумие) имело разветвленную систему значений, Которые определяли разновидности умственных способностей человека. Во времена Конгрива этот «ум», или «остроумие», принял явно выраженный антибуржуазный характер. «Люди ума», «остроумцы», как писали современники, это те, кто стремится выделиться и отличиться, кому претит практическая деятельность, они всегда одержимы тщеславием, нетерпимы к порицанию и жадны до славы. Это щеголи и франты, весельчаки и повесы, словно соревнующиеся в проделках и эскападах, в изобретении «модных» словечек, в издевках над тупицами, людьми «дела», в саркастических замечаниях по поводу всего, что касалось недавних врагов аристократии – пуритан. «Остроумие» стало синонимом беззаботной жизни, далекой от обыденных дел и забот, посвященной забавам, пирушкам, развлечениям. Яркие портреты джентльменов-остроумцев созданы многими комедиографами периода Реставрации, в том числе и Конгривом. В дворянской среде «остроумие»почиталось превыше всего, однако отношение к нему становилось более критическим по мере того, как формировалась и крепла буржуазная идеология. Цинизм нравов, презрительный скептицизм остроумцев, их злословие, неуважительное отношение к вопросам семьи и брака вызывали протест многих писателей, философов, мыслителей. Во многих памфлетах и эссе того времени читателям доказывалось, что остроумцы не в состоянии найти правильный ответ на сложные проблемы действительности, что они не могут быть духовными вождями нации, а их суждения и взгляды не имеют никакой ценности. Своеобразным знаком того, что у драматургов появился новый – третьесословный – читатель, а в театр пришел новый зритель, стал знаменитый трактат Джереми Колльера «Краткий очерк безнравственности и нечестивости английской сцены» (1698), где лондонский проповедник с пуританских позиций обрушился на кумиров английской сцены – комедиографов Уильяма Уичерли, Томаса Дюрфея, Джона Ванбру, Уильяма Конгрива. В своем памфлете автор обличает «распущенность» театра, его «кощунство», «насмешки над духовенством», «безнравственность, поощряемую сценой». Театр, с точки зрения Колльера, покровительствует таким страстям и порокам, которые противны разуму. В результате многолетней полемики постепенно формировался новый взгляд на искусство комедии.
Какой должна быть комедия, каковы ее задачи и цели? Вот тема бесконечных дебатов, которые велись в эпоху Реставрации, захватив частично и XVIII столетие. Джон Драйден, поэт и драматург, считал, к примеру, что воспитательная роль комедии, по сравнению с трагедией. Невелика. Комедия, с его точки зрения, не должна карать или наказывать, ее основное назначение – развлекать, «изображая слабости человеческой природы и необузданные порывы молодости». Конгрив же, напротив, полагал, что цель комедии более серьезна, нежели простое развлекательство. Комедия, по убеждению Конгрива, должна также и поучать: «Законы комедии, - писал он, - обязывают комедиографов изображать порочных и глупых людей для того, чтобы она отвечала своему назначению».
«Двойная игра» Конгрива, написанная в 1693 году, - самая серьезная комедия драматурга. «Остроумие» отступает здесь на второй план, и основной целью комедии становится, по словам Конгрива, мораль, к которой он затем «сочиняет басню, ни в чем не воспользовавшись чужой мыслью» (Посвящение). О чем же комедия? – О порочности и неискренности людей света, о безнравственности и тщеславии женщин, о предательстве мужчин, о подлости, которая в облике Пройда с «макьявеллиевской изощренностью» плетет интригу, пытаясь разрушить счастье людей. «Двойная игра» - комедия-наставление, комедия-урок. Конгрив, словно изверившись в возможностях и силе «остроумия» и «остроумцев», делает главным героем пьесы подлеца Пройда, поручая «остоумцам» - Милфонту и Синтии – роли второстепенные.
Милфонта Конгрив называет «чистосердечным и порядочным человеком, питающим полное доверие к тому, кого он полагает своим другом»,- характеристика едва ли лестная для традиционного «остроумца», наделенного, как правило, прозорливостью и «нюхом». Милфонт не распутник: на страстные призывы леди Трухлдуб он отвечает рассуждениями о чести и порядочности совсем не в духе подлинных либертенов, ранних героев Конгрива.
«комедии Реставрации»: общество глупцов не вызывает в ней гнева и отвращения. Более того, Синтия сомневается, права ли она, считая леди и лорда Вздорнс и им подобных глупцами: «Свет о них лучшего мнения: они слывут людьми достойными и образованными, считаются остряками и тонкими собеседниками…» Отношения Милфонта и Синтии лишены той напористой воинственности и шутливого антагонизма, которые свойственны молодым влюбленным в комедиях эпохи Реставрации. Здесь нет словесных перепалок и дуэлей, легкомысленного флирта или радостного предвкушения счастья. Синтия без всяких иллюзий относится к предстоящему замужеству: «Мы с вами собираемся играть рискованную партию, - говорит она Милфонту, - не думаете ли вы, что лучше снять свои ставки и выйти из игры, пока не поздно?» Итак, «остроумцы» на этот раз вынуждены удовольствоваться положением «голубых» героев классической комедии.
Леди Трухлдуб, злой гений комедии, - знакомый персонаж: образ стареющей женщины, еще исполненной желаний и надежд, не нов в истории английского драматического театра той поры. Но в отличие от героинь, ее предшественниц, характер леди Трухлдуб исполнен огромной внутренней силы и решительности, ее речи напоминают порой монологи трагедийных героинь: столько в них неистовства, убежденности в своей правоте и страсти.
Среди разноликой толпы персонажей пьесы Пройд – самый умный и всевидящий. Он прекрасно ориентируется в доме лорда Трухлдуба, где разворачивается действие комедии, знает в нем все выходы, входы, переходы, потайные лестницы и галереи. Конгрив заставляет Пройда появляться в самых разных местах сцены и в самый неожиданный момент, словно подчеркивая этим его вездесущность. Прекрасно знает Пройд и характеры обитателей дома: их сильные и слабые стороны, тайные пружины, эмоциональные особенности. Исследователи нередко сравнивают Пройда с Яго, забывая, однако, что «вселенная», которую хочет завоевать Пройд, - невелика, цели его – ничтожны, а страсти – мелки; Пройд – «двоедушный», «лакей по природе», живущий в сложную, переломную эпоху, лишенную шекспировских страстей и конфликтов. Пройд поистине многолик: в течение одной сцены с леди Трухлдуб он меняется несколько раз – поначалу безропотный слуга («…я проявил слабость, но лишь потому, что стремился услужить вам»; «Что еще, мэдем?»), затем – один из покорных домочадцев, судьба и жизнь которого зависят от милости госпожи, и, наконец, страстный любовник, в свое время «не упустивший удачного момента».
Говорить правду – вот одна из заповедей, следуя которой пройд умудряется обводить всех вокруг пальца. Эту житейскую мудрость Пройд почерпнул, скорее всего, из трактата Бальтасара Грасиана-и-Моралеса «Обиходный оракул, или Искусство быть благоразумным» (1647), который с 1685 по 1716 год переиздавался в Англии четырнадцать раз. В своих афористически сформулированных правилах Грасиан –и-Моралес подчеркивал, что умный человек сумеет приспособиться к обстоятельствам и обернуть правду в свою пользу. «Хитроумный Пройд» - восклицает в восторге Милфонт, введенный в заблуждение тактикой негодяя. – Ты бы несомненно стал государственным мужем или иезуитом – не будь ты слишком честным для первой роли и слишком благовоспитанным для второй».
результатом, он говорит: «Сыграно мастерски, и моя помощь была не нужна; тем не менее я стоял за кулисами в ожидании выхода: чтобы все подтвердить, если понадобится». Сцена в спальне леди Трухлдуб является, фактически, миниатюрной «пьесой в пьесе», поставленной Пройдом с умом и тонкостью.
«дама литературная», претендующая на литературный вкус и утонченность, на самом деле – самовлюбленная невежда, сочиняющая «без остановки» длинные и утомительные романы, элегии, сатиры, послания и героические поэмы. Обе леди, их мужья (сэр Пол и лорд Вздорнс) и Брехли претендуют на звание остроумцев, но это, как тонко показывает Конгрив, фальшивое остроумие, вызывающее смех своей нелепостью и глупостью. Уж не притупилось ли английское остроумие, словно спрашивает комедиограф, не поизвелись ли подлинные остроумцы, если в их клане завелись леди Вздорнс и Брехли? Драматург предупреждает и о другой опасности: о Пройдах, коварных, изворотливых, умных и жестоких, способных на обман, предательство и низость.
с его цинизмом и порочностью.
Конгрив творил на рубеже веков, в эпоху переломную, сложную, формирующую новые понятия, мораль и этические нормы. Комедии Конгрива, произведения подлинно талантливые и яркие, созданные едким насмешником над нравами века, отразили свое время, свою эпоху.