Заключение
Особенности восприятия мира и осознание своего места в нем предопределили характер блейковского мифологизма. Практически изолированный в своем времени, Блейк оказался прочно вписанным в контекст «большого времени» (М. Бахтин), стал необходимым звеном истории английской литературы и во многом лицом своей эпохи. Всякое явление, по Блейку, обретает смысл только как часть целого, целое же осознается как объединенное не только в пространстве, но и во времени. Воспитанное таким образом сознание имманентно мифично, оно вбирает в себя то, что сформировано «детской» эпохой человечества и оценивает его как исходную мыслительную модель. Азы знания о мире есть самые прочные основы всякого знания. Человечество либо опирается на эти основы, либо отталкивается от них. Поэтому законы «первосознания» всегда действенны и остаются точкой отсчета в любом историко-литературном контексте. Блейковское «мироздание в песчинке (world in a grain of sand)» – доказательство понимания им этого универсального закона. Художественно выраженная мысль Блейка вобрала в себя многие философские и культурологические смыслы. Универсализм мышления поэта, нашедший выражение в его художественной системе – изоморфизме сюжетов, тотальной символизации, глобальности и экспрессивности образов – составляет основу его мифологизма.
Блейку удалось нащупать сразу два пути к мифу: через указанные универсалии и через идею провидения, божественного откровения, позволяющего художнику творить бессознательно. Созданная Блейком собственная мифология гораздо в меньшей степени отразила глубину мифологизации сознания поэта, поскольку во многом была сконструирована рационалистическим усилием. Истинную сущность мифологизма Блейка следует искать в специфике его образного мышления и в его «романтическом гностицизме».
Пространство блейковского мифа вобрало в себя различные традиции языческой и христианской эпохи. Как известно, сплав языческой и христианской мифологии, будучи сам по себе чрезвычайно сложным, отразился в литературе в не менее сложных, разнообразных, а порой и контрастных формах. Две тенденции в объединении языческой и христианской мифологии особенно ярко проявились в эпоху Возрождения: «оптимистическая» и «трагическая»[161, с. 61]. Вторая модель «непосредственно «втекала» в культуру барокко»[там же]. Несмотря на внешнее сходство блейковской модели с «иррациональным и дезорганизованным обликом мира» [там же], порожденным барочным сознанием, было бы слишком опрометчиво отнести блейковский мифологизм ко второму, трагическому типу. Вероятно неосознанно, на уровне генетической памяти, в поэзии Блейка активизируется языческий оптимизм, находящий воплощение в радостных, жизнеутверждающих мотивах «Песен Невинности», которые наполнены не столько чувством буколического умиротворения, сколько восторгом перед жизнетворчеством природы.
«Внутреннее дионисийство» Блейка проявляется и в его отношении к плоти, что порождает сложный трагический узел противоречий, сплетенный из природного чувства наслаждения радостями плоти и христианского аскетизма, направленного на формирование жизни духа, побеждающего смерть. Эта дионисийская стихия периодически прорывается у Блейка в экспрессии символических образов, в карнавальности и эпатаже сатирических стихов («Маленький бродяжка», «Остров на Луне», «Сатирические стихи и эпиграммы»).
В духе романтизма Блейк свободно оперирует языческими и библейскими образами, сводя их в одном произведении («Бракосочетание Рая и Ада»), создавая собственную мифологию по образцу античных и восточных мифологий. В отношении Блейка к язычеству нашла отражение традиционная установка христианизированной литературы на изгнание языческих элементов как еретических. Но, декларируя это неприятие («Маргиналии», «Видение Страшного суда»), Блейк, вероятно, неосознанно, реставрирует в своей поэтике множество дохристианских мифологем. Причем в своих текстах Блейк возвращается к первичным, ранним мифологическим моделям, которые в неомифологических текстах обычно уже опосредованы позднейшими культурными напластованиями, что свидетельствует об активности генетической памяти художника.
Характер освоения мифа в поэзии Блейка специфичен. Наибольший интерес при изучении мифопоэтики Блейка вызывают формы, в которых выразилась реставрация системы древнего мифомышления. Это, прежде всего, так называемое, моделеобразующее зрение поэта. Его близость к мифу проявляется в ярко выраженном структурировании мира по принципу бинарных оппозиций, в создании специфической системы взаимоотношений сюжетов и персонажей. Позаимствованный у мифа принцип изоморфизма, «тиражирования» сюжета инициации в различных его формах, организация семантической парадигмы на основании «кривой смысла», амбивалентность символических образов и их внутренние метаморфозы убедительно доказали, что творчество Блейка порой невозможно анализировать исходя из традиционной методологии; требуется особый мифологический «ключ», чтобы понять специфику его художественной системы.
В то же время Блейк достаточно традиционен в своем мифотворчестве. Бессознательное использование древних архетипов и сознательное «надстраивание» архаических мифологем составляют фундамент образотворчества Блейка. Глобальная символизация, своеобразный «поэтический шифр», разработанный Блейком, обнаруживают явную ориентацию на поэтику библейских текстов. Структура символического образа у Блейка существенно усложняется в силу его идеологической полемики с христианской ортодоксией (различные формы десакрализации библейского мифа), а также в связи с активным использованием поэтом герменевтического принципа, подсказанного романтической эстетикой. Тенденция превращения однозначной аллегории в полисемантический символ в творчестве Блейка отражает общие устремления романтической литературы.
«Неосинкретизм» (термин С. Бройтмана) символического образа также характерен для романтической литературы в целом. В творчестве Блейка эта тенденция опирается на идею визионерства, усвоенную им как из ветхозаветных пророческих книг, так и из уже опосредующей их философии мистицизма, которая оказала существенное влияние на ранний романтизм в целом. Принцип нерефлексивного познания и бессознательного художественного продуцирования восстанавливал в правах синкретизм мифологического образа; имманентность такого типа восприятия человеческому сознанию была обоснована уже романтиками.
жанровых форм, частичную схематизацию сюжетов и образов, что позволяет ему художественно формулировать самые общие онтологические и гносеологические законы. Стремление к «обнажению корней», пристрастие к константным образам и смысловым универсалиям также позволяют говорить о реставрации Блейком важнейших черт мифосознания.
Поскольку жесткое разграничение форм сознательного и бессознательного мифологизирования в творчестве любого автора представляется проблемой сложной, а обсуждение ее малопродуктивным, гораздо более целесообразно, с нашей точки зрения, обозначить характер формирования отношений с мифом в художественной системе Блейка стадиально.
В раннем творчестве Блейк тяготеет к воссозданию ярко выраженной мифологической картины мира. Основная ее характеристика – цельность. Основная эмоция – радость. В этом отношении он в своей собственной эволюции повторяет во многом эволюцию всего романтизма (ср. мировоззренческую систему иенских и гейдельбергских романтиков как этапы этого развития романтизма). В раннем творчестве у Блейка ощутим интерес к сказочно-мифологическим сюжетам («Заблудившаяся девоч-ка», «Найденная девочка») и образам (Иджим, Зазель – «Тириэль»). Пейзажи ранней лирики воспроизводят пасторальные картины мифа о золотом веке («Пастух», «Книга Тэль»), а время замыкается в круг счастливой вечности («Звонкий луг»). Раннее творчество Блейка воспроизводит эмоцию мифа.
Зрелого художника привлекает неисчерпаемость символических образов мифа, их бесконечные метаморфозы во времени. Эпоха связей и обобщений в личной судьбе усиливает интерес к архетипическим основам поэзии, а синкретический характер символических образов отвечает интересам Блейка-визионера. Зрелое творчество Блейка отличает особое внимание к мифологической .
. В позднем творчестве Блейка окончательно формируется его собственная космогония и теогония.
При достаточно условном выделении этапов блейковского мифологизма можно вполне явственно увидеть в этой трехчастной структуре и собственный биографический миф Блейка, повторяющий «трехактную» схему инициации: человек и Природа (невинность) – человек и Общество (опыт) человек и Бог (опытная невинность).
«Человек выпрямляет кривые пути. Гений идет кривыми», - утверждал Блейк [30, c. 361], и нет оснований сглаживать острые углы блейковской личности и его мировоззрения, пытаясь вписать поэта в ту или иную систему. К мифу он тоже идет своим путем – сложным и нетривиальным. Но точка их схождения – точка соприкосновения равновеликих явлений – гения и вечности.