Приглашаем посетить сайт

Винтерих Д.: Приключения знаменитых книг.
Даниэль Дефо и "Робинзон Крузо".

ДАНИЭЛЬ ДЕФО
И «РОБИНЗОН КРУЗО»

I

Томас Страдлинг носил свое имя, вероятно, не зря, потому что «страдлинг» значит по-английски «морская походка». Профессия кладет печать на человека, и уж, конечно, походка у Страдлинга была морская. Он был моряком и даже капитаном, по крайней мере к тому времени, когда попал во всю эту историю. Впрочем, отличить простого матроса от капитана тогда было нелегко. В ту пору, а было это в 1704 году, суда, ходившие в океан, не имели лифтов, гимнастических залов, плавательных бассейнов, и не было никаких разделений на «классы», а был капитан и его команда. Занимать место капитана мог тот, кто был просолен насквозь. А Томас Страдлинг, если быть к нему беспристрастным, свое дело все-таки знал.

Но вот на судне «Пять портов» попался ему помощник, сущее наказание. У помощника был норов, у капитана – власть, которая в открытом море имеет особую силу. Этот штурман Александр Селькирк, или Селькрейг, шотландец, седьмой сын у матери, как-то учинил скандал в церкви и его хотели было наказать, но он предпочел бежать из дому. Печальный конец предрекали ему наставники, однако их имена забыты, а Селькирк обрел бессмертие, хотя и под другим именем, но все равно этого права на бессмертие у него теперь никто не оспаривает.

С капитаном штурман повздорил на берегу, что, вообще говоря, случается редко. У моряков так: в море ссорятся, на суше мирятся. «Пять портов» встал на якорь возле архипелага Хуан-Фернандес у берегов Чили. И тут ссора достигла высшей точки. Штурман сказал, что лучше он останется на берегу, чем будет сносить насмешки [17] капитана. Возможно, он ожидал, что капитан Страдлинг расчувствуется и станет вежливее. Вместо этого капитан поймал помощника на слове: «Пять портов» ушел в море без Александра Селькирка, который пожалел о сделке, едва она состоялась. Он бросился в воду вослед кораблю, уходившему прочь, он горестно вздымал руки, уста его твердили мольбу о прощении.

Прошло четыре года и пять месяцев, и другое судно сняло Селькирка с этого острова. Должно быть, со своим спасителем Селькирк держался учтивее. Во всяком случае, он проплавал с новым капитаном три года и не без пользы для себя. В конце 1711 года он вернулся в Англию вполне самостоятельным человеком. О его жизни на острове уже знали, у него спешили взять интервью ведущие репортеры того времени. Самым блистательным среди них был, без сомнения, Ричард Стиль,2 если, конечно, не считать Даниэля Дефо, но виделся ли он с Селькирком – этот вопрос остается спорным в истории литературы.

II

В 1703 году, за несколько месяцев до того, как пуститься в путешествие с капитаном Страдлингом, Александр Селькирк мог обратить внимание на объявление о розыске «мужчины среднего роста, худощавого, лет сорока, брюнета, но в парике, с горбатым носом, острым подбородком, серыми глазами и большой родинкой в углу рта».[18]

Человек этот был Дефо, крещенный под фамилией Фо, но прибавивший к ней частицу «де», очевидно, стыдясь скромного происхождения из семьи мясника. Молодой Де Фо (а именно так он писал свою фамилию) сначала хотел стать священником, но потом занялся мануфактурной торговлей. Дело оказалось невыгодным, как и несколько других, им затеянных коммерческих предприятий.

Примерно в 1700 году, на сороковом году жизни, Дефо нашел себя. Он стал журналистом, и с тех пор журналистика Англии и Америки не рождала равного ему.

Репортер, ведущий редактор, автор сенсационных статей, литературный поденщик, пишущий за других, – все умел он делать, не говоря о том, что он был мастером правдиво [19] выдумывать. Он был великолепным политическим пропагандистом, а в иронии был так искусен, что иногда его понимали неправильно, что, впрочем, часто бывает с мастерами иронии. Так, по крайней мере, получилось в 1703 году, когда его памфлет «Простейший способ разделаться с раскольниками» привел к уголовному розыску.

Дефо находился некоторое время в Ньюгейтской тюрьме и познал тяжесть колодок.

Держали его не очень строго, его тюремщики с известным расчетом давали ему свободу большую, чем полагалось обычным преступникам. Уже спустя несколько месяцев после того, как оказался он за решеткой, этот неукротимый публицист начал выпускать еженедельную газету «Обозрение», которая вскоре стала выходить дважды в неделю. Его товарищи по тюрьме, сидевшие за более романтические поступки, чем писание политических памфлетов, нашли в нем внимательного и пытливого слушателя. Мало кто умел так интересоваться людьми, как Дефо. Всякая жизнь была для него интересна, как роман, всякая, обычная или необычная судьба оказывалась для него частичкой общественного опыта и, как бы снабженная ярлычком, укладывалась в гигантской картотеке его памяти.

Все перемалывала мельница этого необычайно подвижного и вместе с тем трезвого воображения.

поток не представляет интереса ни для кого, кроме тех, кто изучает историю литературы, – это не свидетельствует против таланта Дефо. Он писал не для потомков, а для людей своего времени. Он сам лучше всех понимал недолговечность своих созданий: то был молот, который ковал железо, пока оно горячо, и Дефо знал свое дело.

III

В 1719 году Дефо исполнилось шестьдесят лет, богатства жизненных впечатлений у него хватило бы на две жизни. Правда, умри он тогда же, его смерть была бы замечена в Лондоне, не оставив, однако, следа в истории, [20] разве только в книгах по истории журналистики. Умри он тогда, пришлось бы ради того, чтобы сохранить о нем память, выбивать на его надгробии длинный список произведений, и это надгробие получилось бы высотой с памятник Георгу Вашингтону, имеющий лифт и площадку наверху для обозрения окрестностей. Более двухсот пятидесяти различных сочинений остались бы свидетельством плодовитости Дефо. Предстояло ему написать еще полдюжины произведений.[21] Однако эти полдюжины знакомы сегодня каждому образованному читателю и даже если из этой полдюжины знает он только одно произведение, это знание разделяет с ним половина человечества.

Карьера Дефо приближалась к концу, во всяком случае, ему уже можно было бы уйти на покой. Но перо его не знало покоя. Оно требовало работы, чтобы доказать, что рука, его держащая, еще лежит на общественном пульсе. Это было время, когда показательная, хотя, быть может, и несправедливая казнь знаменитого пирата капитана Кидда уже забылась, и парламенту опять приходилось заниматься пиратами. Взгляды людей были обращены к морю. Морская история, настоящая морская история была нужна читателю. И Даниэль Дефо написал ее.

Есть сообщение, правда, не подкрепленное доказательствами, что Дефо с трудом нашел издателя, согласного напечатать роман. Этим издателем, к счастью, оказался Уильям Тэйлор, владелец фирмы «У Корабля» на Патерностер Роу – узкой улочке, где помещались тогда издательства, и многие, многие хрупкие литературные создания начинали отсюда путь к бессмертию. В книготорговый список книга была занесена 23 апреля 1719 года.3

Книга называлась «Жизнь и необыкновенные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка. Написано им самим». Дефо, таким образом, оказывается одним из первых писателей-невидимок. Книга выдержала четыре тиража за три месяца. Помня, что успех порождает успех, Дефо спешит написать вторую часть, а затем и третью. Но, как отмечает биограф Дефо, «если Крузо, том I, прочли миллионы, а Крузо, том II, тысячи, то о существовании Крузо, том III, слыхали единицы». Миллионы высказали верное суждение, оставляя вторую и третью части тысячам и единицам.[22] Подобно Дефо, многие писатели разного таланта пытались повторять однажды достигнутый успех, и, хотя продолжения, следующие за удачным началом, редко терпят коммерческую неудачу, в литературном отношении они редко выдерживают сравнение со своими предшественниками. «Приключения Гекльберри Финна» – единичное исключение, и оно лишь подтверждает правило. Правда, изданием второй части Дефо добился всего, чего хотел: книга имела успех. Два издания вышли в 1719 году и еще два – в 1722. Книга была написана наспех, но Дефо умел быстро работать, особенно если это сулило прибыль.

– «Серьезные размышления на протяжении жизни и удивительных приключений Робинзона Крузо, включающие его видение ангельского мира», – не имела успеха. В противном случае, неизвестно, сколько бы еще последовало частей. Слово «видение» в названии, очевидно, должно было указать на сходство книги с нравоучительным сочинением пуританского проповедника Джона Баньяна «Путь паломника», опубликованным за сорок два года до этого и остававшимся все же бестселлером эпохи. Сам Робинзон Крузо читал эту книгу и упоминает ее в «Серьезных размышлениях». Кроме того, в третьей части интересна большая складная карта робинзонова острова, помещенная на фронтисписе.

Издатель Тэйлор написал для третьей части издательское предисловие, в котором изложил собственные серьезные размышления. «Успех первых двух частей, – отмечает он, – сказался и в зависти к редактору, выразившейся в тысяче тех бранных слов, какие на него обрушили собратья по профессии. Причина этого недоброжелательства, конечно, в их непричастности к успеху».

«Робинзона», внесшим свою долю в названную «тысячу бранных слов», был Чарлз Гилдон, написавший «Жизнь и необыкновенные и удивительные приключения мистера Д… Де Ф.., чулочника из Лондона, который прожил сам по себе более пятидесяти лет в Королевстве Северной и Южной Британии… Беседы между ним, Робинзоном Крузо и его слугой Пятницей. С замечаниями серьезными и комическими о жизни Крузо». Каковы бы ни были его мотивы, Гилдон заслуживает благодарности, так как он первым [23] указал на некоторые забавные оплошности, которые Дефо поспешил исправить в последующих изданиях. В начале IV главы Робинзон решает «все-таки добраться до корабля». «Раздевшись (день был нестерпимо жаркий), я вошел в воду». Попав на корабль, однако, он «отправился в кладовую и набил карманы сухарями».

Было бы, конечно, романтически-заманчиво думать, что такие детали могут служить приметами первого издания «Робинзона Крузо». 4 К несчастью, а может быть, и к счастью, «Робинзон» является одной из сложнейших проблем в библиографических исследованиях. Мы в нашем коротком очерке даже не будем пытаться сличать его издания. Столь важные для библиографа и коллекционера подробности, сравнение изданий и свод различий между ними, – все это тщательно описано в объемистой книге Генри Хатчинса «„Робинзон Крузо“ и его издания», выпущенной Колумбийским университетом в 1925 году.

«сейчас отнюдь не так редко, как думают». Ценою всего в пять шиллингов, оно разошлось по рукам тех, кто тратит свои деньги более осмотрительно, чем большинство читателей «Пути паломника». Со временем, однако, «Робинзон» сильно поднялся в цене.

Уильям Тэйлор умер весной 1724 года5, по слухам, оставив от сорока до пятидесяти тысяч фунтов стерлингов. В январе следующего года Уильям Иннис, друг и коллега Тэйлора и один из его душеприказчиков, женился на вдове «покойного мистера Тэйлора из Патерностер Роу, владельца тридцати тысяч фунтов». Или первая цифра неверна, или миссис Тэйлор провела восемь месяцев самого веселого вдовства, о чем, впрочем, нет никаких свидетельств.[25]

В течение предыдущего лета предприятие Тэйлора было продано Томасу Лонгману, основателю существующего и по сей день издательства «Лонгман, Грин и компания». Оно и сейчас еще находится на том самом месте, откуда «Робинзон Крузо» пустился в свои необыкновенные и весьма прибыльные приключения. Каково бы ни было состояние Тэйлора, оно было велико по тем временам и большей своей частью было обязано Даниэлю Дефо.

IV

«Робинзон» занимает особое место в истории книгоиздательского дела: впервые роман печатался в журнале по частям, из номера в номер, правда, после того, как вышел отдельной книгой, а не наоборот, как стало обычаем теперь. Прошло меньше полугода после появления романа, когда он начал печататься в «Хиткотском вестнике, собрании свежайших новостей, зарубежных и внутренних». До 1928 года было известно только два сохранившихся комплекта этого издания, в марте же 1928 года продавалась коллекция, содержавшая третий комплект номеров «Хиткотского вестника». В газете «Нью-Йорк таймс» за 28 марта было помещено сообщение об этой продаже и говорилось, что ранее был известен лишь неполный комплект в Британском музее и еще один в библиотеке в Ньютоне (Филадельфия).

современной книги.

«Издатель думает, что если история приключений в свете частного человека когда-либо и заслуживала быть обнародованной и принятой публикой, то это именно история того человека, рассказ о жизни которого в настоящее время он предлагает ей.

Он полагает, что удивительная жизнь этого человека превосходит все существующее в этом роде; скудная и не сложная вообще личная жизнь является здесь в высшей степени разнообразной и интересной.[26] История рассказывается просто, серьезно, с теми применениями религиозных основ к случаям жизни, которые может сделать умный человек, то есть в ней автор представляет ряд поучительных примеров, ясно указывающих на мудрость провидения, проявляющуюся во всех разнообразных обстоятельствах человеческой жизни.

Издатель уверен, что этот рассказ есть изложение действительных событий без малейших признаков вымысла. Поэтому он полагал, имея в виду пользу читателя, что попытки улучшить или же изменить что-либо в этой истории только бы в равной степени повредили ей. Так что, не заискивая больше внимания света и печатая эту историю такой, какова она есть, издатель надеется, что тем самым он делает услугу своим читателям».

Можно было бы простить Дефо его попытку выдать свое сочинение за рассказ о действительных событиях, но он поставил на нем дату более раннюю, чем совершилось путешествие Селькирка, а это уже не по-джентльменски.

«Робинзон» стал «книгой для детей». Это, конечно, одна из тех книг, которую «все читали», но мало кто читал по-настоящему. «Все» читали ее в одном из сотен кратких изложений, которые появились за последние два века. А первое такое изложение «Робинзона» появилось уже в 1722 году.

Репутация «детской книги» начала складываться у «Робинзона» в 1762 году с появлением «Эмиля» Руссо.

Эмиль в пятнадцать лет знакомится не с Аристотелем, Плинием или Бюффоном, как это тогда полагалось.

«Нет, – говорил Руссо, – с „Робинзоном Крузо“». Руссо, конечно, привлекали педагогические достоинства книги, но его авторитет не только произвел переворот в истории образования и положил начало волне детской литературы в Англии, но и прославил «Робинзона Крузо».

«Новые Робинзоны» начали появляться еще раньше переложений, пожалуй, даже раньше, чем успела высохнуть типографская краска первого издания. Наиболее ранние из них интересны с библиографической точки зрения. Самое знаменитое – «издание с О», названное так потому, что фамилия Крузо оканчивалась в нем буквой «о» и не имела после него «е», как Дефо (Defoe). Автор этого издания изменил, кроме того, имя героя: Роубсон.

«Издание с О» – это, видимо, плод зависти собратьев-издателей, огорченных своей непричастностью к успеху «Робинзона Крузо».

Много споров было и о местонахождении острова Робинзона. Он существовал, конечно, только в воображении Дефо, и то менее определенно, чем графство Уэссекс из романов Томаса Харди. Несомненно только то, что реальный Селькирк отбывал свою ссылку на реальном острове Хуан-Фернандес у берегов Чили.

Нельзя также ответить на вопрос, читал ли Селькирк книгу Дефо и знал ли вообще о ней? Он пережил первое издание на два года, но, вполне вероятно, провел их в море. Скорее всего, он знал о существовании книги, но можно только догадываться о его реакции на ее появление. Льстила ли она его самолюбию, обрадовала или возмутила его? Пытался ли он извлечь выгоду из этой славы или кто-то другой пытался сделать это за него? Что первое американское издание «Робинзона Крузо» выпустил Хью Гейн, давно было известно библиографам. Однако точную дату никак не могли установить. Рекламы в более поздних книгах этого издательства указывают на 1775 год. Загадка оставалась неразрешенной до 1929 года, когда был найден один экземпляр, до сих пор единственный, «Замечательной жизни и удивительных приключений Робинзона Крузо, прожившего двадцать восемь лет на необитаемом острове, который он затем колонизировал», изданный в Нью-Йорке «Хью Гейном в его книжном магазине в Ганновер-сквер, где предлагается широкий выбор карманных книжек для юных господ и дам».

Этот первый из «Робинзонов» Нового Света был форматом немного больше игральной карты. Он замечателен прежде всего тем, что содержит семь гравюр, хотя сами гравюры ничем не примечательны. Имя их создателя не указано, и тем лучше для него. В книге 138 страниц сильно сокращенного текста, за которым следуют четыре страницы реклам других изданий Гейна.

«Робинзона Крузо».

без работы.

Тогда Союз решил выпустить «Робинзона Крузо», чтобы дать работу товарищам и поддержать их в борьбе. Тысяча экземпляров первого издания и две тысячи второго разошлись по подписке, и Союз приступил к выпуску третьего издания, «надеясь на еще более широкую и быструю продажу», сообщает реклама. Это в целом очень сдержанный документ, за исключением последней части: «Забастовка продолжается пять недель, и только пять человек предали дело, которому мы все торжественно посвятили себя. На языке печатников их называют крысами, и они найдут западни у входа в свои норы».

Доживи Дефо до этого события, он сумел бы оценить использование его лучшей книги как оружия в борьбе труда и капитала!